Зато тряхнуло ее из-за мыслей о дне сегодняшнем…
* * *Вечер Алёна провела в компании с пакетиками льда, которыми врачевала свой безнадежно распухший нос. Запасов льда у нее было много, лечиться она могла и весь вечер, и ночь, — спохватилась только, подумав, что опухоль она, может, и снимет, но вместо нее насморк и обморожение заработает. Пришлось отложить процесс и заняться неотложным делом. Заключалось оно в том, чтобы отложить свидание. Она позвонила молодому человеку, с которым состояла, как говорили в иные, более галантные времена, в необременительной и вдохновляющей связи. В списке контактов ее мобильного телефона он был обозначен именем Алекс, потому что его звали Александр, однако прозвище носил Дракончег — по восточному гороскопу, весьма чтимому Алёной, он был Драконом, как и она. История их знакомства вполне достойна стать темой для романа… если бы кто-то взял на себя смелость написать столь фривольный роман. Алена сообщила ему эту грустную весть. Дракончег выразил огорчение, однако не столь сильное, как ожидала Алёна. Показалось ей или она даже расслышала что-то вроде облегчения в его печальном голосе?
Наверное, показалось, решила Алёна, загоняя свою мнительность куда подальше, однако настроение, и без того бывшее, сами понимаете, не ахти, рухнуло ниже самого провального предела. Сразу пришли воспоминания о том, что Дракончег уже раза три подряд отменял им же назначенные свидания… прежде о таком и помыслить было невозможно: задолго до назначенного часа он начинал бомбардировать Алёну эсэмэсками о том, чего он хочет и как именно хочет… Подгнило что-то в королевстве Датском, честное слово! Главное, в создавшейся ситуации никак нельзя было прибегнуть к давно испытанному способу утешения: если подвел один любовник, можно позвать другого. У Алёны всегда имелся кто-нибудь про запас, причем эти молодые люди, разумеется, даже не подозревали о существовании соперников. Но с таким носом невозможно и помыслить, чтобы вызвать к себе даже самого что ни на есть запасного игрока, ведь если женщины любят ушами, то мужчины — глазами, а при виде такой физиономии, какая сейчас имелась в наличии у нашей героини, мог потерпеть фиаско даже чемпион мира по непрерывному сексу! Поэтому Алёне пришлось утешаться не физическими, а интеллектуальными способами. И, чтобы отвлечься от сердечного нытья, она позвонила Льву Ивановичу Муравьеву, упомянутому выше главе городского следственного отдела. Она хотела разузнать, какое развитие получило дело о разбитии носа писательницы Дмитриевой и кому оно передано. То есть Алёна смутно подозревала, конечно, что оно будет именоваться скорее всего делом об убийстве некоего Сергея Коржакова, но заявить, что наша героиня была сущей эгоцентристкой, — это значит просто ничего не сказать…
Ну вот, позвонила она, короче говоря, Муравьеву в приемную и получила ответ, что Льва Ивановича, к сожалению, нет и в ближайшую неделю не будет, поскольку он вызван в Москву на совещание. Алёна положила трубку и возблагодарила своего ангела-хранителя, который в трудную минуту явился к ней на помощь, приняв облик бабули в панамке. Как пить дать, если бы не он, ангел (то есть бабуля), замели бы детективщицу и ввергли в застенки до выяснения обстоятельств произошедшего. И когда-а-а еще ей удалось бы доказать свою непричастность к происшедшему! Вполне возможно, что без помощи Льва Ивановича пришлось бы ей изрядно понервничать. Конечно, потом она могла бы написать роман о том, как, оказавшись в тенетах правосудия, трудно вырваться из них на волю, но, во-первых, романов на эту тему уже написано вагон и маленькая тележка, а писательница Дмитриева не любила проторенных троп, а во-вторых, она предпочитала менее… ну, скажем так — менее удручающие своим жизненным правдоподобием темы.
С этой мыслью — о том, как хорошо, что ангел-хранитель не гнушается иной раз принять бабушкин облик, Алёна спокойно легла спать, а между тем успокоилась она рано…
Прошло дня два, а может, три, заполненные исключительно заботами о восстановлении несравненной красоты, и вот последние следы опухоли исчезли с Алёниного лица, и она немедленно отправила Дракончегу радостную эсэмэску с призывом явиться на свидание и наверстать упущенное. Дракончег с готовностью согласился. Алёна мечтательно улыбалась, читая его сообщение, и подумала, что не все так плохо в жизни, как вдруг раздался звонок городского телефона. Она сняла трубку — и улыбка слиняла с ее лица, потому что звонили, как выяснилось, из районного отделения милиции. Следователь по фамилии Афанасьев (Виктор Валентинович, было также добавлено) извинялся за беспокойство и просил зайти к нему для беседы, целью которой было выяснения некоторых обстоятельств касательно происшествия, имевшего место быть с гражданином Коржаковым Сергеем Николаевичем.
Алёна снова развеселилась. Она в жизни не общалась со следователем, который говорил бы — «касательно происшествия, имевшего место быть».
— Вы очень любезны, милостивый государь, — ответила она, стараясь соответствовать предложенному лексическому ряду. — Я польщена, ей-богу, вашим звонком. Прежде, насколько я припоминаю, присылали на дом повестки…
— Ежели желаете, — последовал ответ, и Алёна живо вообразила себе невысокого лысоватого господина неопределенного возраста, который от вежливости пошевеливает пальцами, как было сказано в одном забавном фантастическом романе, — непременно пришлем. Только дело неотложное, а почта сами знаете как работает. Поэтому, если вас не затруднит, Елена Дмитриевна, не откажите в любезности… когда вам будет удобно явиться?
Нет, ну отказать человеку, который выражается на таком диалекте (вы ведь не станете спорить, что в наше время вежливая литературная речь сделалась анахронизмом и уникумом и в самом деле перешла в разряд не столько нормативной, сколько диалектной лексики?), наша пуристка русского языка просто не могла. В конце концов, написание очередного детектива можно и отложить на часок-другой.
— Да хоть сейчас, — благосклонно сказала Алёна. — У меня более или менее свободный день.
— Отлично, — обрадовался Афанасьев, — тогда жду вас в течение часа. Как приедете в отделение, позвоните снизу по служебному 3-99, я скажу дежурному, чтобы вас пропустили.
«Интересно, — думала Алёна, собираясь, — почему он сказал — когда приедете? Наверное, уверен, что я, как все приличные люди, шагу без машины не сделаю? — Несомненно, это выражение впервые вводилось в оборот нашей пуристкой русского языка… — Ну так он ошибся. Я в отделение не приеду, а приду. Во-первых, машины у меня нет, не было и не будет, а во-вторых, тут идти-то минут двадцать, лучше прогуляюсь, чем в маршрутке толкаться».
И Алёна пошла пешком, чем ужасно разозлила людей, которые сидели в некоем автомобиле и следили за ней. Если кто-нибудь профессионально занимался слежкой, тот знает, как трудно «вести» пешехода, сидя в автомобиле. Дороги забиты, то пробки, то светофоры, приходится ползти, когда надо спешить, или мчаться, когда следовало бы медлить. Объект идет себе и идет, в ус не дуя, он вообще может свернуть в проходной двор… Алёна Дмитриева так и поступила, между прочим, у нее вообще была такая слабость — сокращать путь через проходные дворы, — и преследователи ее непременно потеряли бы, не будь они почти на восемьдесят процентов убеждены, что она идет именно в райотдел милиции. Поэтому, когда Алёна исчезла из поля их зрения, они просто-напросто пересекли Советскую площадь, обосновались около красного кирпичного здания на улице Малиновского — и вскоре увидели, как высокая дама в узких серых брючках и желтой кружевной блузке поднимается по ступенькам.
— Что и требовалось доказать, — кивнул водитель, с уважением глядя на себя в зеркало, потому что именно ему принадлежала идея ждать объект у отделения милиции. Это наводит на некоторые размышления, например, на те, что у преследователей был в отделении свой человек. Но это ошибка, своего человека в отделении у них не было, просто они…
Но не будем забегать вперед, а вернемся лучше к Алёне, которая в этой время вошла в отделение, набрала по внутреннему телефону номер 3-99 и получила доступ к следователю Афанасьеву Виктору Валентиновичу.