— Что ты рисуешь? — дружелюбно спросила она, сев рядом с мальчиком. Его отец, похоже, не заметил ее появления. Он был поглощен собственной болью.
Ребенок поднял голову и посмотрел на Джессику.
— Тетя провинилась, и дядя ее наказывает.
У Джесс перехватило дыхание.
— Что она сделала? — осторожно спросила девушка.
— Пописала под кустиком. А этого делать нельзя.
— Поэтому он ее бьет?
Мальчик кивнул.
— Как тебя зовут? — Сердце забилось быстрее, по коже побежали мурашки.
— Кайл. А тебя — Джессика?
— Да. Откуда знаешь?
— Мне сказала мисс Ридли. — Ребенок указал в сторону деревьев. — Вон там она стоит.
На этот раз Джессика не увидела призрак. Но теперь не сомневалась: мальчик может помочь.
.
Сеньор Эстебан изрядно устал. Все указывало на то, что никакого убийства не было. Девица на самом деле прыгнула в воду без посторонней помощи. Но почему? Ее муж утверждал, что не из-за ссоры. Они часто ссорились, но Хейли Свон очень любила жизнь. Клара бесконечно твердила, что в произошедшем замешаны старухи и привидения, но рациональная душа полицейского не желала принимать такой поворот событий. Роберто поклялся себе найти истинную причину самоубийства миссис Свон и, к своему ужасу, уже не первый раз поймал себя на мысли, что все больше склоняется к версии дочери.
.
Мэдисон устало бродила по территории курорта, высматривая близких. Вчера они никого не обнаружили, и девочка начала терять надежду. Она отнюдь не глупа, и давно поняла, что мама и Джози, скорее всего, попали в неприятность, из которой невозможно выкарабкаться. Как бы ни вела себя Шейла, она не могла просто уйти, бросив дочь. Да и куда она пойдет? Из «Кассиопеи» нет выхода.
Мэдди хотелось плакать. От страха, бессилия, отчаяния. Еще вчера она осуждала мать за образ жизни, но сегодня готова смириться с чем угодно, только бы та вернулась. До сей поры девочка считала себя достаточно взрослой и независимой, но теперь поняла, что все это происходило в ее воображении. На самом деле она — ребенок, нуждающийся в поддержке матери.
Джессика, сидящая на скамейке и рассматривающая рисунки сынишки психованного мужчины, привлекла ее внимание. Тот мужчина тоже был там, но не реагировал на детей. Он плакал. Горько. Ему, похоже, было плевать на весь мир. Мэдди захотелось разделить с ним боль. Выплеснуть, наконец, из души все, что в ней накопилось.
Но она должна держаться.
Сегодня все люди в «Кассиопее» хмурые и угрюмые. Обычно в ресторане шумно, но утром за завтраком никто не произнес ни слова. Отдыхающие молча поели и разошлись по своим делам. В зоне для купания тоже было тихо. После самоубийства женщины никто не хотел идти в бассейн. На другом курорте сейчас стояла бы суматоха; возмущенные посетители отъезжали бы один за другим, угрожая судом или чем похуже, но здесь они просто бродили, словно зомби, не реагируя на происходящее. Даже дети не играли, а вместо этого подражали родителям, хмурясь и исподлобья глядя по сторонам.
Этим утром радость ушла из «Кассиопеи».
Смолкли крики и смех, яркая одежда сменилась серой — повседневной. Вода в бассейнах оставалась безмятежной, а бармен за стойкой явно заскучал. Персонал выглядел уставшим, и Мэдди показалось, что их кожа стала темнее и будто покрылась тонкой коркой. Лица служащих словно постарели. Девочка не увидела морщин, но у работников курорта появились темные круги под глазами, на коже некоторых начали выступать пигментные пятна. Тонкие, ухоженные пальцы девушек стали костлявыми и крючковатыми, глаза утратили блеск, а волосы тронула седина. Может, Мэдисон просто казалось, а, может, эти люди — или кто они? — и правда старели. Мэдди пристально наблюдала за ними и вскоре начала замечать: походки стали тяжелее, спины ссутулились, розовые щеки поблекли и ввалились, пухлые губы словно сдулись. Они все так же улыбались, но теперь их улыбки были вымученными, а зубы покрывал желтый налет.
«Они меняются, — догадалась Мэдисон. — Все до единого. Срок годности чужих тел подошел к концу».