Потому что с них всё и началось.
Не знаю, что во мне изменилось такого в тот день. Я встал, потянулся и мысленно приготовился начинать новый день. Теплый весенний день. Я должен был одеться, почистить зубы, аккуратно причесаться и спуститься вниз на кухню, чтобы получить свой сэндвич и стакан сока. Что ж, как для своего возраста Адам Брик был очень самостоятельным ребенком.
Но в комнату вошла мама и решила обнять и поцеловать меня. Обычный утренний ритуал, как чистить зубы и причесываться. Ничего особенно.
Ее рука взъерошила торчащий чубчик Адама Брика. Кажется, она что-то говорила, но улыбка быстро сползала с лица, как разогретая краска сползает с гладкого металла. Ее колени подогнулись, и женщина упала на пол перед кроватью мальчика, на мгновение продемонстрировав белок закатившихся глаз.
– Мама! – испугался Адам Брик. Он принялся тормошить женщину, но как оказалось, от этого ничего не менялось. В тот момент она была уже абсолютно-несомненно-бесконечно мертва.
Когда мальчик позвал отца, в комнату ворвался мужчина, оттолкнул рыдающего Адама Брика и принялся тормошить жену. Пока поднимал ее безвольное тело и решал, что предпримет дальше, мальчик стоял и смотрел, вытирая кулаком сопли и слезы.
Мистер Брик вызвал скорую и подошел к сыну, чтобы взять за плечи и, смотря прямиком в глаза, взволновано-твердо сказать:
– Маме нездоровится, но всё будет в порядке. Давай мы с тобой спустимся, встретим врачей, и они помогут нашей маме выздороветь. Только для начала вытрем слезы…
Он провел пальцами под глазами Адама Брика, собирая мокрые капли. Как позже стало ясно, уже тогда процесс в его теле запустился, потому что для этого достаточно было смотреть прямо в глаза четырехлетнего мальчугана. Уже тогда, проводя пальцами по его щекам, папа ощущал жар и слабость, тяжесть дыхания, а перед взором замелькали цветные пятна.
Через две секунды он свалился на пол вслед за женой.
Через десять минут на вызов приехала скорая, застав рыдающего над мертвыми родителями мальчика.
Одна из медсестер увела его за руку из комнаты – но так и не довела, свалившись перед ступеньками и покатившись вниз уже не дышащим грузом своего тела. Не дожидаясь, пока на грохот выбегут другие, Адам Брик со всех ног бросился прочь. Он бежал, убегая от собственного страха. Но как же сложно убегать от самого себя!
Примерно через час, когда дом полнился полицейскими, врачами-экспертами, детективами, и даже журналисты мелькали под окнами, мальчика нашли в чулане под ступеньками, в темноте, тихим и заплаканным. Рука девушки-полицейского в плотной белой перчатке вытянула его оттуда, но никто не ругал малого беглеца. Все просто бросали странные взгляды с большой долей смущения и непонимания, оглядываясь на четырехлетнего (почти пятилетнего!) Адама Брика.
В тот день вокруг больше никто не умер.
Вот тогда я и познакомился с настоящим чувством страха. Не того, что ощущаешь, увидев паука под потолком, или когда забыл выполнить мелкое поручение отца и уже представляешь следующий ваш разговор и выражение раздражения и разочарования на его лице. Страх – это не рывок от чего-то неприятного в сторону комфорта и безопасности. Настоящий страх – это когда стоишь над обрывом своей жизни, смотришь в бесконечную бездну, что заглатывает тебя с головой, и понимаешь, что рваться от этого некуда, а любой шаг – шаг в бездну.
Меня долго расспрашивали, что да как, заставляя поминутно вспоминать всё, что произошло тем утром. Я боялся каждое мгновение, но говорил правду. Мой мозг, кажется, ворочался в черепной коробке, продумывая всё, что теперь могло ждать впереди. От детского приюта до смертельной казни на электрическом стуле. И я даже не знал, что из этого может быть хуже всего…
Меня допросили, затем я переночевал прямо в одной из тюремных комнат, хотя, в довольно-таки комфортной и без посторонних. Не знаю, считали меня опасным или нет, но произошедшее никак не укладывалось ни в моей голове, ни в головах остальных людей.
На следующий день меня отвезли в детский дом. Воспитательница прикоснулась ко мне, взяв за руку, чтобы отвести новенького, и свалилась мертвой в коридоре. Снова поднялся шум. У четырехлетнего Адама Брика – снова истерика.