Проходит полчаса, пока я успокаиваюсь в кабинете директора и ни к кому не прикасаюсь. Люди в строгих костюмах, черных очках и плотных перчатках проводят к белому минивэну. Они – первые, кто боится меня по-настоящему. Я могу чувствовать, как дрожат их пальцы в перчатках, сжимая мою ладошку. Наверное, сердца дрожат так же.
Как оказалось, это был последний день, когда я выходил на улицу.
Теперь я жил в специальном доме, где люди работали в плотной одежде и прикасались только к закрытым участкам моей кожи. Сколько процедур я тогда прошел – не сосчитать. Начиная от обычного замера веса-роста, давления, анализов крови и мочи, до изъятия кусочков кожи и внутренних органов. Например, сейчас у меня только одна почка, нет части печени, зато есть куча шрамов по всему телу. Но в целом к Адаму Брику относились хорошо, гуманно. Кормили вкусно, учили, как учат детей в школе, дарили подарки на Рождество. Они понимали, что я не виновен в том, что внезапно получил это проклятие. Наверное, просто родился таким, а когда подрос, со временем проявились мои странные свойства.
Вот так в один день Адам Брик убил обеих моих родителей.
А потом случилось еще кое-что странное. Очень странное.
Проведя пару лет взаперти от всего мира, общаясь лишь с несколькими взрослыми в защитных костюмах, я понял, что лекарство от моей «болезни» так и не найдено. Неважно, сколько тестов проведут и сколько тканей изымут из моего тела. Жаль, конечно, своей почки… Они даже анализировали мой пот, заставляя трудиться до упаду на электронной беговой дорожке. На мне проверяли множество аллергенов, множество лекарств, возможно, даже ядов…
Отравить Адама Брика – слишком простое решение. Тут за дело взялось простое человеческое любопытство. Пока я не приносил вреда, меня тестировали и расспрашивали, изучали со всех сторон и изо всех сил пытались найти ответ на вопрос – как я это делаю? Почему я это умею? Одним словом, хотели найти ответы, которые даже я сам не знал.
Как я уже упоминал, меня обучали чтению, письму, математике и прочим школьным предметам, которые изучают школьники по всей стране. У меня была пара учителей, что работали в защитных костюмах. В таких костюмах обрабатывают места, где находятся больные смертельным вирусом. Костюм покрывал не только руки и шею – на голову надевался специальный шлем с куском прозрачной клеенки перед лицом, через которую человек видел. Из-за этого, правда, голос искажался, превращаясь в неоднородный гул, однако я научился разбирать слова, что мне говорили.
До сих пор не понимаю, почему они носили эти штуки. Ведь чтобы умереть, меня нужно было коснуться. Я же никогда не пытался коснуться лица собеседника или просто притронуться, наученный горьким опытом. Учителя же закрывали лица герметичными шлемами, боясь даже дышать одним со мной воздухом.
Вот он, настоящий страх.
В тот день мой учитель чтения и письма умер. Умер прямо передо мной, и сразу же сработала сирена. Комната наполнилась усыпляющим газом, и я вырубился, так до конца и не поняв, что случилось. Я ведь точно не касался учителя, даже не думал об этом!
Позже, тем же днем, со мной говорили через динамик и камеру наблюдения. Тощие руки шестилетнего Адама Брика дрожали, мысли бегали и переплетались, во рту пересыхало. Черный зрачок камеры снисходительно смотрел сверху из угла комнаты, из-под потолка. Со стен лился голос из динамиков, задающий вопросы. Странные и глупые вопросы. Как дела? Как настроение? Нравится ли тебе мистер Филипс? Нравился…
Хотя они каждое занятие записывают камерой видеонаблюдения последней модели. Они видят и слышат всё, что происходит во время уроков. И вообще всё время. Они смотрят, они постоянно смотрят, наблюдают днем и ночью за каждым шагом, за каждым движением. Они не могут не знать.
Я не прикасался к мистеру Филипсу. Мы хорошо с ним ладили. Мне нравились его уроки. И дела у меня отлично, если не считать, что люди снова умирают без причины, лишь находясь рядом.
На некоторое время меня оставили в покое. Два дня никто не приходил, только еда появлялась, пока я спал. На третий день в дверь постучали. Прошло не больше минуты, и дверь открылась. В проеме появился странный взрослый парень в оранжевом костюме. Почему странный? Потому что очень яркий и высокий, с множеством мелких татуировок на лице, стоящими дыба черными дредами и самодовольной ухмылкой. А еще – его руки держались вместе впереди – как оказалось, их вместе держали наручники.