— Ты всегда книги любила, — усмехнулся я. — И истории рассказывать.
— О, помнишь ту историю про бога? — спросила Рагда, и конечно я помнил, мне кажется я помнил все наши разговоры в те дни, что провёл с ней. Так мало дней.
— Да.
— Я её прочитала. Настоящую легенду, просто у них есть все эти книги, старые, руками написанные, и их можно изучать, а у нас…
Я фыркнул. Потому что — никто не хотел ничего менять. Ни отец Рагды, ни сменившая его год назад Тэцера.
— И что там? — спросил я. Это же была легенда о том, как появились волки, игранги и, чтоб они подохли, аллары.
— Тот бог, — улыбнулась Рагда. Ей действительно нравилось сказки рассказывать, — Тысечеокий, так его звали.
— У него была тысяча глаз?
— Вероятно, с чего бы его так назвали тогда? — нахмурилась она. Смешно. Как раньше. — Не перебивай!
А меня тащило от этого тёплого, простого общения…
— В общем, у этого бога был любимый сын. Красивый такой, светлый, бог Света и Солнца.
— О, какая прелесть, — повёл я головой. Убрал пряди с её щеки за ухо.
— Да. В общем Тысячеокий решил, что его сыну нужна супруга. Но достойную найти не смог. Среди других богов, точнее богинь. Но у него была дочь.
— О, нееееет, — простонал я, — эти боги и их высочайшие отношения!
— Она была самой тьмой. Почему-то Тысячаокий посчитал, что лучше светлому сыну не найти супруги. Однако, она не вошла в возраст брака, — проговорила Рагда, поведя бровью.
— Хоть здесь мозги нашлись, — закатил глаза.
Она хихикнула, потом шикнула на меня:
— Не буду рассказывать!
— Молчу!
— Она была очень красивой и другие боги интересовались ею. Поэтому Тысячеокий прятал её. И у него был верный слуга, полубог, способный находится, как в мире света, так и в мире тьмы. Только в мире света, он был человеком, а в мире тьмы… — она сделала небольшую паузу, потом провела рукой по моему плечу, словно смахивая пылинки, — зверем.
— Та-дам! — прошептал я, стараясь всё же дослушать, хотя…
— Даргар, — взвизгнула Рагда, когда подмял её под себя.
— Ты продолжай, продолжай, — прошептал, в шею, поцеловал ухо. Рагда выдохнула, потому что включил внутри неё возбуждение. — Или потом…
Мы оба тонули друг в друге. Если отбросить все эти мои претензии, обиды, боль, что терзала где-то за грудиной, тревога, что сводила внутренности — мы были бы просто парой, которая рассталась и сейчас, встретившись, соскучилась до невозможности, не желая отпускать друг друга, никак не могла насытится.
— Ты невозможный, — прошептала Рагда с трудом, когда прижимался к её спине, пытаясь привести дыхание в порядок после очередного утоления желания обладания.
— Что там со зверем? — укусил её в плечо.
— Не буду рассказывать!
— Ну, тогда, — и я перешёл от покусывания к поцелуям на её спину, ощутил эту дрожь на коже.
— Нет, чтоб тебя, Даргар! — простонала Рагда, но выгнула спину, утыкаясь в меня задницей.
— Слуга зверь и человек, — перевёл руки ей на бёдра, сжал сильнее, прижимая к себе.
— Лежи спокойно! — приказала она. И я согласился, сгребая её в объятия и смеясь в волосы. — В общем. Она жила во тьме и видела только зверя и понятно, что не могла видеть человека. Но очень ценила его, верила и была сильно привязана. И вот светлый сын Тысячеокого решил посмотреть на свою невесту, хотя отец запрещал ему, но тот не послушал и озарил тьму светом.
— Опаньки, — довольно ухмыльнулся, приподнимаясь на локте, чтобы видеть Рагду, которая повернула на меня голову.
— И… слуга обернулся человеком. Тысячеокий разозлился на сына, который увидел свою невесту и, как все другие, захотел себе без промедления. Только и дочери Тысечеокого было достаточно, чтобы увидеть своего защитника в ином облике. Он давно любил её, и она его, но когда стало понятно, что он не зверь, — Рагда повела рукой. — Они решили сбежать вместе. Однако Тысячеокий узнал.
— Не зря Тысячеокий, да? — хмыкнул я невесело.
— Да. И он разозлился уже на дочь. Привязал её к тьме навсегда, и отдал сыну, надеясь, что тот будет беречь её, но сын, как уже понятно, был тем ещё уродом – зачем ему жена, которая сидит во тьме? Он пугал и пытал её своим светом, причинял боль и страдания намеренно. Тысячаокий слышал, как плачет его дочь. И он же справедлив был. Верховный бог.
— Ага, сама забота.
— Он вернул ей слугу, которого наказал за то, что посмел тронуть его дочь. Но привязал его к свету. Особому. Который не тревожил бы его дочь. Тысечеокий сотворил Луну и звёзды. Получилось, что противостоять светлому сыну мог только слуга. Но и когда слуга слаб во тьме, дочь сама могла постоять за себя. Только вместе слуга и богиня тьмы быть не могли.