И они правы.
— Даргар? – улыбнулась мне тётка.
— Здравствуй, Шэлла, – сел за стойку.
— Ты заезжал на днях… – повела она бровью.
— Да, прости, я не мог задерживаться. Поэтому убежал, как только получил заказ, – объяснился я.
И конечно она не Миррея, у которой за каждым словом подвох, но оно и понятно – какой ты, такого и от других ждёшь.
— Я вот заехал, – развёл руками и улыбнулся, — хотел вчера, но задержался у Гэрайна.
Она смешно прищурилась. А я примирительно поднял руки вверх.
— Ты же знаешь, как я люблю тебя!
— Подхалим! – рассмеялась тётка — Есть сильно хочешь?
— Как волк, – ответил я и она потрепала меня по голове, отправилась просить их повара сделать мне еды.
— Как ты, мальчик? – поинтересовалась, когда вернулась, и налила кофе себе и мне. — Выглядишь не очень.
— Да перестань. Нормально я выгляжу.
— С лесопилки? В ночную? Почему сейчас, смена же не закончена?
— Да с лесопилки, поем и обратно. Там станок встал, надо что-то делать и Риаз поедет к Миррее, а я останусь там.
— Почему не наоборот? – удивилась она. — Поругался с матерью опять?
— Не ругался я с ней. Чтобы ругаться надо как-то взаимодействовать и вообще… просто притащила своих кобелей домой опять…
— Даргар! – укоризненно покачала головой Шэлла.
— Что? – возмутился я.
Надоело, что все они закрывали тему, когда она касалась поведения Мирреи. Она вожак, не вопрос, но а мне что делать?
— Я вообще-то живу там и я уже не ребёнок, чтобы терпеть это. Зачем она это делает? Показывает свою власть надо мной? Ждёт, что я сорвусь и перегрызу этих её…
— Тихо, – Шэлла мягко погладила меня по руке, — она вожак и ведёт себя…
— Тогда пусть отпустит меня! – не дал договорить, потому что и это слышал уже не раз. — Я взрослый волк, такой же член стаи, как и все, как и эти её кобели! Но она не даёт мне даже шага от неё ступить. Я заикнулся о жилье в городе, а она чуть не перегрызла мне глотку.
— Она любит тебя.
— Ага, как же.
— Увы, это так. Но она сложная. Твоя мать… не суди её строго, – попросила тётя.
— А мне где-то говорили, что дети самые строгие судьи, — огрызнулся я.
— Как и родители? — парировала Шэлла.
— Родители кажется должны поддерживать, любить и всё прощать? – зыркнул на неё недовольно. Но она вздохнула и головой покачала.
Как меня выводила из себя эта ситуация – словно, если я буду жить в нескольких километрах от Мирреи, мир перевернётся.
А на самом деле я часто думал о том, чтобы убраться отсюда совсем.
Плевать, что волк без стаи не может — Гэрайн смог.
И я смогу!
Волки есть везде и главное обозначить свою территорию. Волку нужна семья, плечо брата, поддержка, дух рядом с духом… но я никогда не чувствовал себя в стае своим. Никогда.
“Это участь вожака!” — твердила мне Миррея.
Когда-то же я делился с ней своими переживаниями? Да?
Быть такого не может.
Или это было сказано, когда смела меня в очередной раз, а я огрызнулся, что никто в стае не смотрит на меня, как на достойного?
Мой отец был вожаком. Миррея была его супругой. Они были гармоничной парой. Красивой. Сильной. Отец действительно был невероятно сильным волком. А потом… что-то случилось. Он погиб. Мать предъявила права на его место. Против неё вышел Гэрайн.
И проиграл.
— Шэлла, – позвал я, когда доедал вторую порцию, — расскажи мне про истинность.
— Даргар, – вздохнула Шэлла и, конечно, я знал, что не ответит мне на вопрос, потому что он словно проклятый, как и понимание, осознание истинности.
— Ладно, понял, – отмахнулся, хмурясь.
— Я просто не знаю, что тебе рассказать, – тем не менее ответила тётка.
И я уставился на неё с вопросом, потому что неужели можно вопрос задать и она попробует ответить?
— Я не испытала истинности, – пояснила Шэлла. — А всё, что знаю – это домыслы, бабкины, а точнее дедкины сказки.
— Я вообще о ней ничего не знаю, – возразил я. — Все только и делают, что твердят – надо бежать от неё. Миррея взрывается, стоит только намекнуть про это. Гэрайн… а Гэрайн…
— Ему сложно говорить про это, – покачала головой моя тётка. — Как и Миррее.
— Почему? Точнее, про Гэрайна я понимаю. А с Мирреей что?
— Честно? Не знаю, – пожала плечами Шэлла. — Это будут просто предположения, и это нечестно по отношению к ней.
Я фыркнул.
— Ты не прав. Я знаю, как ты относишься к Миррее, но она же…
— Только не вздумай сказать что-то вроде “она же твоя мать”, ладно? Я не видел от неё ничего хорошего, только рык, вздорность, объясняя это всё тем, что учит меня жить. И да-да, – понял, что сейчас тётка снова скажет про любовь матери ко мне, — она любит меня так сильно, что кажется задушит этим прекрасным чувством.