Римо поднялся со ступенек и смешался с толпой, где уже громко обсуждался вопрос, как поступить с сидящим на другой стороне улицы белым.
Прорезав толпу, он направился к открытому пространству, где двое крепких парней пытались поставить юнца на ноги. Он быстро расчистил вокруг себя место, причем окружающим показалось, будто мелькнули чьи-то руки, и кое-кто в толпе упал. Стоявшие впереди, предприняв несколько безуспешных попыток воспользоваться ножами или кастетами, попытались отступить. Задние стали напирать, и стоявшие впереди ответили тем же. В толпе началась давка. Тогда Римо крикнул, призывая всех сохранять спокойствие, но не был услышан.
— Полагаю, — произнес он тогда как бы невзначай, — что вы не станете воспринимать эту надпись на стене как свидетельство высокой культуры и выражение национальной гордости?
Не получив ответа, он нанес обоим державшим юнца парням по удару в челюсть, что моментально вызвало у них сильное кровотечение. Они упали на тротуар, как спелые сливы, а Римо, схватив мальчишку, вновь двинулся через толпу. Пройдя два квартала, он увидел наряд полиции, пережидавший, чтобы, прежде чем они вмешаются, толпа как следует спустила пары.
— Эй, парень, спасибо тебе, — сказал пацан.
— А я тебя не отпускаю, малыш, — ответил Римо, прижимая ладонь мальчишки к запястью, чтобы тот не сбежал. Они стояли в пустынном переулке — вдали лежал битый кирпич, словно здесь недавно прошел воздушный налет. — Это ты пишешь на стенах «Джой-172»?
— Нет, правда, клянусь, — ответил мальчишка. На вид ему было лет двенадцать, и он был на фут ниже Римо. Майка на нем была разорвана, обнажая тощую грудь и костлявое плечо.
— Хорошо. Тогда я отведу тебя обратно к толпе.
— Да, это я, — признался юнец.
— Что ж, в таком случае давай поговорим.
— Но на «стене почтения» — это не я.
— Знаю. Это я сделал для тебя.
— Ты сволочь, — выругался мальчишка. — Зачем ты это сделал?
— Мне нужна была помощь всех твоих собратьев, чтобы повидаться с тобой.
— Не больно-то ловко ты управляешься с баллончиком. У тебя слабая рука. Правда, слабая.
— Просто я никогда раньше не портил стены.
— С какой стати я должен тебе помогать? — задал юнец вполне законный вопрос.
— Если поможешь, получишь двести баксов, а если нет, я проткну тебе барабанные перепонки, — не менее доходчиво объяснил Римо.
— Предложение заманчивое. А где деньги?
Римо извлек из кармана пачку банкнот и отсчитал ровно двести долларов.
— Я скоро вернусь, — сообщил мальчишка. — Просто хочу удостовериться, что деньги нефальшивые. В наши дни держи ухо востро.
Римо распрямил ладонь и, ткнув парня в позвоночник, подбросил его, так что поношенные кроссовки на мгновение зависли у Римо над головой.
— А-а-а! — заорал мальчишка и почувствовал, что, перевернувшись в воздухе, летит вниз головой прямо на булыжную мостовую. Он вот-вот уже готов был столкнуться с землей, как вдруг словно стропы парашюта подхватили его и сильная рука поставила на ноги. — Деньги в порядке, — сказал он тогда. — Чем я могу тебе помочь, друг?
— Видишь ли, — объяснил Римо, — я ищу кое-каких людей, которые просто помешались из-за одной штуки.
— Мне жаль этих идиотов, — искренне признался пацан.
— Они вне себя из-за одного предмета, на котором ты оставил свой автограф. Примерно как толпа возле «стены почтения».
— Да там собралась просто жалкая кучка.
— Тех, о ком говорю я, еще меньше.
— Возьми свои деньги, парень, — сказал пацан.
— Подожди. Если я их не накрою, то рано или поздно они накроют тебя.
— Но ведь ты не собираешься меня им передать?
— Нет.
— А почему? — Мальчишка тряхнул головой.
— Потому что они слишком строго карают за порчу собственности.
— А как?
— Например, вырывают сердце.
Мальчишка присвистнул.
— Так это они пришили политика и богатую даму?
Римо кивнул.
Мальчишка снова присвистнул.
— Я должен знать, что именно ты изрисовал за последнее время.
— Расписал.
— Хорошо, расписал.
— Дай подумать. Школьные туалеты.
Римо покачал головой.
— Два вагона на маршруте "А".
— Тоже вряд ли.
— Может, мост.
— Где?
— Возле Тремонт-авеню. В жилом квартале.
— А там не было церкви или какого-нибудь религиозного памятника?
Мальчишка покачал головой.
— Возможно, это была картина или что-то в этом роде.
— Я никогда не пишу поверх чужих работ. Только на вещах. На камнях и всяком таком.
— И на камнях?
— Конечно. Я всегда пишу на камнях.
— Где именно?
— Один раз в Центральном парке. Несколько раз в Проспект-парке. Собственно что такое камни?
— Где еще?
— В музее. Есть там один недалеко от Центрального парка. Там еще перед входом мужик на коне.
— А как выглядел камень из музея?
— Большой. Квадратный. С какими-то кругами и птицами, и все такое. Старинный. А птички такие, как будто их вырезал какой-то малыш.
— Спасибо, — поблагодарил Римо.
Глава 6
Неподалеку от Центрального парка Римо обнаружил Музей естественной истории, массивное каменное здание с широкими ступенями и конной статуей Тедди Рузвельта, мужественно глядящего на стремительную атаку дикарей, а точнее, на Пятую авеню, что проходит с другой стороны парка. Бронзовый Рузвельт возвышался над двумя стоящими возле него бронзовыми индейцами, столь же бесстрашно взирающими остановившимся взором на парк.
Римо пожертвовал деньги на музей и спросил, где здесь выставка камней. Служитель музея, одуревший от монотонной выдачи билетов, признал в нем человека, который как никто понимает значение природы и важность Музея естественной истории, и сообщил, что в музее очень много камней. Какой именно ему нужен?
— Большой такой, — объяснил Римо. — С надписью.
— Мы не коллекционируем надписи, сэр, — сказал служитель.
— Хорошо, у вас есть камни? Только большие, — Римо вдруг стало жарко, но не потому, что день был душным и влажным, а потому, что, если бы организация действовала, там заранее бы все выяснили и дали ему имя человека, с которым следовало связаться, и все было бы в порядке. А вместо этого он ищет камни в музее. Если он прав, то все дело можно закончить в один день. Дайте ему священный камень, и убийцы обязательно придут к нему.
— Собственно говоря, камни мы тоже не коллекционируем.
— Это особый камень. На нем гравировка.
— А, так вы имеете в виду отдел материальной культуры Южной Америки. Это направо, на первом этаже.
Римо прошел мимо чучела медведя, искусственных джунглей, двух высушенных мускусных быков и чучела яка, поедающего пион, и попал в полутемный зал с коллекцией огромных камней. На всех был затейливый резной узор. Массивные головы с приплюснутыми носами и миндалевидными глазами. Змеи, обвивающие длинноногих птиц. Воспоминания в камне о людях, исчезнувших с лица земли в ходе наступления западной цивилизации. Но, как говаривал Чиун, народ нельзя уничтожить мечом — только лучшей жизнью: меч убивает, но не меняет людей.
Впрочем, Чиун никогда не высказывался по поводу южноамериканской культуры, как полагал Римо, лишь потому, что этот регион был отрезан от остального мира, пока сюда в 1500 году не пришли европейцы. А поскольку предки Чиуна, скорее всего, здесь никогда не служили, он и считал, что эта местность еще не открыта.
— Ты, наверное, имеешь в виду, что никогда не читал книг о культуре этих народов, — уточнил тогда Римо.
— Я имею в виду, что эта местность еще не открыта, — повторил Чиун. — Дикие края, населенные странными людьми, как и в вашей стране, пока я не прибыл сюда. Хотя на твоей родине мне было легче, потому что там много потомков европейцев и африканцев Но уж поскольку я ее открыл, будущие поколений Синанджу будут знать о вашей загадочной, непостижимой нации.
— А как же насчет Южной Америки?
— Она пока не открыта. Но если что-нибудь выяснится, дай мне знать.