Мирон сидел отдельно, рассказывая группе стражников об изменении большого мира, не скупясь на подробности и грязные мелочи. Меньше всего людей интересовали политические интриги и будущая война. С огромным удовольствием интересовались ценами на жилье и продукты, стоимостью ужина в корчме и по чем нынче продаётся любовь и меч.
— Почему он хулит наше Княжество? — спросил Олег.
— Завтра на разведке, наши конные дозорных пересекутся с разъездами соседей. Им расскажут историю и события в не лучших красках. Второе, не нужно местным знать о том, как хорошо в столице. Побеги отсюда не редкость, а дома их ждёт бедность и пороки. Каждый день они мечтают, о том, как закончится их повинность, и они вернуться в родные края. Скорые на расправу, десятки лет живущие в ожидании смерти и сечи. Их уже не приучить к мирной жизни, а самое лучшее, что с ними может произойти на Большой Земле, это наемничество. Большинство пополнит общество лихих людей или лесных братьев. Умеющие и любящие убивать, жёсткие и протертые через сито местных земель, они наведут ужас и утопят мир в крови. Но эта не наша история.
Княжич продолжал жадно разглядывать легендарный Оплот. Каждая стена, кирпич и кусочек черепицы несли в себе великую память о тех, кто смог. Преодолел и выжил, предал, но остался в живых. О трусах и подлецах, о героях и святых.
Это место навсегда меняло людей и давала Дар или Проклятье. Всё те, о ком помнят на большой земле прикоснулись к проклятым землям. Умеющие врачевать руками, убивать словом. Видеть скрытую ложь или спрятанное злато. Возможно за тем столом когда-то сидел великий Зодчий Марсель, что возвел лучшие дома в стольном граде. А там тискал подавальщицу, печально известный дрессировщик Грегор Волчья голова. Приручить любую тварь мог играючи. Говорят на Юге его кинули в клеть с крокодилами, уставшие от его хвастовства султаны. Но смерть он принял не от пасти животных, его убила собственная жена.
— А кто тут такой любопытный? — раздался пьяный голос одного из местных. — Глазами зыркает, будто лазутчик.
— Гость Барона, новичок Олег, — ответил за Княжича пестун.
— Я не тебя спрашиваю, одноглазый, — насупился пьянчужка, нарываясь на драку. Таверна притихла, ожидая продолжения представления.
— В жизни не видел более отвратительной рожи, вот и пытаюсь понять, тебя стоя рожали? — ответил бреттер. Игнат печально хмыкнул, отодвинув табурет. А таверна покатилась от смеха.
— Да я тебя сейчас давлю! -—кривая рожа поднялась из-за стола, демонстрируя крепкую грудь и не маленький живот. Крепкий детина под два метра ростом. Заросшие шерстью лапы и чёрные от грязи ногти сжались в кулаки.
— Ты сейчас сядешь ровно на табурет и прижмешь свою немытую задницу, — положив руку на плечо здоровяка, вкрадчивым голосом произнес не весь откуда взявшийся Мирон.
— И кто меня усадит? — взревел бером дебошир, скидывая с плеча руку. Развернувшись на нового недуга, сверлил его глазами.
— Мастер Мирон Четыре глаза, — ответил ему возничий.
— А кто за тебя поручится? — спросил худощавый парень за столом бузетёра.
— Ветеран Игнат Милосердный, — прогремел голос пестуна.
— Серьезные ребята, как Я погляжу. Но Я вас не знаю и точно не помню. Кто поручится за звания этих двух бродяг? — продолжал нагнетать атмосферу неминуемой драки худощавый.
— Сядь уже Раздай-Беда. Кто новичка до крещения обидит,... Сам знаешь, как это бывает. А этих двоих знаю Я, слышишь меня, Солёный? — неожиданно крикнул из-за стойки трактирщик, быстро успокоив всю таверну.
Вновь трактир наполнился разговорами, короткими перепалками да стуком стаканов. Ужин подходил к концу и Игнат было собрался в казарму, как дверь трактир распахнулась и в помещение завалились четверо мертвецки пьяных хмурых мужика. Следом с глумливой улыбкой франт, одетый по последней моде запада. Нашивка на груди ясно давала понять его службу.
— О горе нам, защитники границ, – театральным голосом начал вещать напыщенный от собственной важности глашатай. – Умерла после продолжительной болезни кормилица всего Оплота, Кудрявая Тереза. Весь честный люд, приказом Егора Ивановича Кишкодера, всем вменяется прибыть завтра на погост в лучшей одежде и с печальными рожами. Опоздавших и отсутствующих наказано пороть плеткой семихвосткой до потери сознания. А сейчас всем пить за упокой души мученицы.
Сделав пьяный шаг, франт чуть было не упал, но тут же был подхвачен за руки и усажен за лавкой. Народ пошумел для приличия и стал жрать хмельной в два раза активнее. Глашатай оторвался от кружки с пивом и опять начал пищать на весь трактир.