— Ты правда думаешь, что я добровольно соглашусь стать твоей вещью? Променять свободу и волю, на сомнительную роль твоей личной шлюхи и кормушки? — зашипела Кэт, — Если ты так думаешь, то тогда ты точно спятил. Я лучше удавлюсь, чем добровольно соглашусь на это. А теперь можешь начинать зверствовать. Бей, насилуй, сажай куда угодно, это все равно ничего не изменит. Я ненавижу тебя.
Эрик конечно не ожидал легкого согласия, но каждое слово Катрины, пропитанное жгучей ненавистью и презрением, было словно пощечина. Они больно били по непонятным струнам его души, хотелось закрыть уши и глаза, чтобы только не видеть этого. Он хотел эмоций? Что же, вот они. Но радости мужчина не испытывал, ведь он грезил ее улыбками и шутками, а не презрением.
Так, хватит! Эрик ощутил нарастающую злость на себя и эту девчонку. Мужчина не узнавал себя. В кого он превратился? Что с ним сотворила Катрина? Ему было отвратительно неуверенное, жалкое существо, стелящееся перед ней. Черт бы его побрал! Он тут хозяин положения, а не она! Она всего лишь его игрушка. Вещь. И если не хочет по хорошему, что же, ее право. Нет, Эрик не повторит прежних ошибок. Теперь он будет действовать более тонко.
— А может передумаешь? — вкрадчиво поинтересовался Эрик.
— И не надейся, — презрительно отрезала Кэт.
— Даже ради своих друзей и родных?
Эрик понимал, это крайне подлый шантаж, но мужчина просто не знал, как еще заставить Катрину остаться. Он был жутко зол на себя, за собственную слабость к девушке. Она стала его наваждением. Его зависимостью. Ему было необходимо ее присутствие рядом. Он не мог ее отпустить. Он был болен Катриной… Грезил ее веселым обществом. Хотел ее до ломоты в теле. И поэтому сама мысль посадить ее к остальным игрушкам, казалась кощунственной. Оттого и пришлось пойти на эту отвратительную подлость. Возможно, со временем, ему удастся заставить ее смягчится. И им удастся наладить какой-то контакт.
Только вот сможет ли он совладать со зверем внутри себя? Эрик боялся себя. Жажда рядом с девушкой становилась почти неконтролируемой, а убить ее мужчина хотел в последнюю очередь. Да, он хотел ее крови, но не ценой ее жизни. Вот только сможет ли он всегда вовремя включать задний ход? Не сорвется ли в один «прекрасный» момент? Эрик этого не знал. Плюс к сводящей с ума потребности в ее крови, он обладал горячим темпераментом и скверным характером. Все это в совокупности, снижало шансы на успех. Совесть, которая оказывается была у него в зачаточном состоянии, требовала немедленно оставить ее в покое. Но что такое совесть, когда ты «болен» кем-то? Эрику оставалось только молиться, чтобы ему хватило сил и выдержки. Он неистово надеялся, что момент пресыщения девушкой наступит как можно быстрее. Он должен наступить, ведь никаких Единственных нет. Катрина просто временное помешательство, не более того. Во всяком случае, Эрик в это верил.
Глава 22.
Сердце Кэт колотилось болезненно ударяясь о ребра. Она не могла поверить в подобное. Какая низость!
— Ты не посмеешь! — прошептала Кэт дрогнувшим голосом.
— Ты так думаешь? — холодно улыбнулся Эрик.
Кэт не могла, не хотела в это верить! Неужели он действительно тронет дорогих ей людей? Заставит расплачиваться за ее желание быть свободной?
Девушка пристально посмотрела в невероятные глаза, и было в них что-то убедившее Кэт, что да, он может это сделать. Его жестокость она видела собственными глазами, да и деньги со связями на его стороне. Ее затрясло, на глаза навернулись злые слезы безысходности, которые Кэт резко смахнула рукой.
— Это же бесчеловечно! — выкрикнула Кэт, — Как можно быть таким жестоким ублюдком?!
— А разве я человек? — к досаде Кэт, ее слова вовсе не задели мучителя, — Ты думаешь я жесток? Нет, девочка, ты не видела жестокости. Ты не видела как пытали людей в средние века, живьем сдирая кожу и поливая кислотой. Ты не видела, как во время войн солдаты насиловали женщин и детей. Ты вообще нихрена в своей жизни не видела, чтобы говорить о жестокости. Твой мир наполнен розовыми мечтами, весьма далекими от реальности. За почти семьсот лет жизни, я столько всякого дерьма повидал, что тебе и не снилось. Да и сам я, ангелом никогда не был.