— Гэбриэл, — прокричала она, упав на колени подле охотника, прижав его руку к своей груди. Тот, слегка улыбнувшись, нашел в себе силы приоткрыть веки, отирая кровавую слезу с ее щеки.
— Простишь ли ты меня? — прохрипел он, превозмогая боль.
— Мне не за что тебя прощать, — прошептала она, — ты сам должен простить себя.
Охотник перевел взгляд на Дракулу, возвышавшегося за спиной Селин.
— Пришло время платить старые долги! — шепнул Ван Хелсинг, стягивая с окровавленного пальца фамильный перстень с драконьей филигранью. — Четыреста лет он ждал своего истинного хозяина.
Вампир сел на корточки около смертельно раненного, но не поверженного товарища, принимая из его рук древнюю реликвию. Сколько веков он с упоением представлял себе, как убивает кровного брата, вонзившего ему нож в спину, а теперь, сидя подле него, не мог избавиться от ощущения глубокой утраты, предательски закравшейся в сердце. Видимо, так всегда бывает, когда из жизни уходит старый враг или добрый друг, потому что на месте глубокой ненависти или преданности — двух противоречивых, но сильных чувств — оставалась пустота. Это чувство куда страшнее и разрушительнее смерти, ибо опустошенное сердце не наполнялось жизнью, не заливалось вином. Душа терялась и бесцельно блуждала во мраке, пытаясь найти призрачную пристань, а такое существование бессмысленно.
— Можно что-то сделать? — упав подле Гэбриэла, пролепетала Анна.
— Эта плата за обладание великой силой. Он сжег в ангельском огне все свои ресурсы, и телесная оболочка не выдержала. Его сосуд умирает. Боюсь, что процесс необратим. Разве что…
— Что? — с надеждой в голосе проскулила Селин.
— Проклятие бессмертных. Только обращение может его спасти.
— Спаси его, — взмолилась девушка, ухватив графа за ладонь. Он перевел взгляд на охотника, боровшегося с очередным приступом боли и поднес запястье к губам, пуская тонкую стручку алой крови. Однако в ту же секунду Ван Хелсинг вцепился в его руку с такой силой, которая может проснуться в умирающем пред ликом смерти.
— Нет, нет, — прохрипел он, глядя на него полубезумным взглядом. Вампир коснулся его виска, пытаясь унять терзавшую товарища боль.
— Нет? — переспросил Дракула.
— Отпустите меня. На небесах меня уже давно заждались! — проговорил охотник. В душе он не мог избавиться от ощущения, что чужой здесь, ибо не мог найти себе места в гармоничной конструкции этого мира. Разделить себя надвое он не мог, а жить с двумя враждующими ипостасями устал. Он не мог не понимать, что войти в согласие с Единым и раствориться в Свете невозможно, не освободившись от темных оков, а потому решил отпустить мирскую суету. — Я прожил слишком много жизней. Я устал от подобного существования и не желаю за него цепляться, устал от бесконечной борьбы, погони, страданий и бедствий, которые неизбежны для того, кто взлетает высоко, выбирает сверкающие тропы и странствует по ним между мирами. Я распечатал врата смерти, чтобы обрести вечную жизнь. Наконец я могу вернуться домой, обратиться звездой и занять свое место на небесах, подобно своим братьям.
— Гэбриэл, — пытаясь совладать с душившими ее рыданиями, прохрипела Селин. Она любила его и теперь была вынуждена смотреть на то, как единственного человека, коснувшегося ее души, уносила на крыльях теней костлявая старуха. Может быть, божественная справедливость и восторжествовала, покарав Мираксиса, но разве случившееся с ними сейчас было справедливо? Смириться с этим она не могла.
— Не плачь, не со мной твоя судьба! Пред ликом смерти нам открывается будущее, поверь, я знаю, что говорю.
Ван Хелсинг сделал глубокий вдох, прислушиваясь к тихим шагам за спиной. Он знал эту холодную поступь, неотвратимой тенью следовавшую за ним, чувствовал этот тленный запах, окруживший их прозрачным ореолом, видел высокую фигуру, облаченную в темный саван. И, конечно же, Гэбриэл чувствовал её в той бездонной пустоте, медленно пожирающей его изнутри. Да, охотник умирал и прекрасно знал о своей участи. Всегда знал. Окинув прощальным взглядом товарищей, он закрыл глаза, чтобы больше никогда их не открывать, растворяясь в окутавшей его тьме.
Смерть пришла за ним, увлекая за собой в царство мертвых, но пришла она не в образе костлявой сгорбленной старухи, замораживающей душу холодными прикосновениями. Она пришла за ним черноволосой девой, манящей глубиной своих небесных глаз, а он пошел за ней следом по доброй воле, как за старой подругой, открывающей для него золотые врата рая.
— Гэбриэл! Гэбриэл! — заливаясь слезами, звала Селин, припав к его груди, но никакие мольбы не могли задержать в этом мире того, кто твердо решил его покинуть. Таков был закон жизни, такова была плата за спасение, такова была воля судьбы.
В тот час, впервые за тысячелетия, по миру разнеслась печальная песнь херувимов, по красоте не знавшая себе равных. Ее ни разу не слышал ни один человек, населявший Землю, ибо она звучала лишь тогда, когда умирали ангелы.
Комментарий к Воин Бога
Буду очень рада услышать Ваше мнение об этой главе.
Заранее спасибо.
========== Эпилог ==========
Небеса уже пели прощальную колыбельную Солнцу, скрывавшемуся за поалевшими вершинами погруженных в зимний сон деревьев, пока закат укутывал Трансильванию холодным бархатным плащом, горевшим подобно перу феникса. Вечер уходил прочь, широкой поступью направляясь к высоким хребтам на запад, оставляя за собой россыпь звездных кристаллов на ночном небосклоне. Он не оглядывался, не останавливался, не жалел о минувшем, ибо свято верил в неотвратимость своего возвращения, чего нельзя было сказать о тех, кто молчаливо склонив головы, стоял над могильной плитой, укрытой покрывалом скорбящих цветов.
Холодный мрамор, испещрённый серыми жилками, стал последним пристанищем тех, кто не мог узнать покоя более четырехсот лет, пытаясь найти искупление в бесконечном покаянии или подвигах, вершившихся с именем Господа на устах. Со смертью охотника закончилась эпоха ненависти и родовых проклятий, столетиями низвергавшая невинных в пламенные чертоги Чистилища. Их души спасла любовь, прекратившая нескончаемую вражду, соединившая тех, кому судьбою было предначертано обрести единение в объятиях друг друга. Спустя века, вопреки самой смерти, Гэбриэл и Изабелла упокоились в мире, ибо их отпустили те, кто еще оставался среди смертных, не желая переступать грань жизни.
Они стали негласными хранителями истории, поставленными на стражу высшими силами, не желавшими повторения этой эпопеи. Но сколь бы долгой не была их жизнь, какими бы бессмертными их не считали остальные, они знали, что когда-нибудь кровавый закат ознаменует конец их бытия. Это было так же неизбежно, ибо только ночь заканчивалась рассветом, а за жизнь неминуемо следовала смерть.
С тяжелым вздохом Селин подняла заплаканные глаза на каменное изваяние, увековечившее дорогого для ее сердца человека. Никогда еще ей не приходилось видеть лицо охотника таким одухотворенным. Подняв пылающий меч над головой, он устремил взгляд к небесам, раскинув крылья, будто готовясь воспарить над мирской суетой. Глазами девушка ласкала его мужественные черты, пытаясь запечатлеть в памяти мельчайшие детали образа, унесенного смертью. Скользнув по волне непослушных волос, укрывшей его плечи, она перешла к высоким скулам, остановившись на губах. Все ее тело сотрясла едва уловимая дрожь, воскресившая в памяти огонь первых прикосновений в охотничьем домике, но тут же отравляющая разум горечь, комом подступила к горлу, когда взгляд упал на прильнувшую к груди архангела девушку в почти невесомом платье. Ее длинные волосы, разметавшиеся по спине, обрамляли безукоризненное лицо, округлые линии тела, ясно проступавшие сквозь мраморную ткань и устремленные на небесного воина миндалевидные очи, кольнули душу жгучей ревностью. Даже в смерти Селин не смогла простить соперницу, на века завладевшую ангельским сердцем, не подозревая, что женщина, которую Гэбриэл так нежно обхватил за талию одной рукой, будто желая вознестись вместе с ней к облачному замку, была ее родной матерью, положившей жизнь на алтарь ее рождения.
Они упокоились в одной могиле, на родной земле: там, где началась кровопролитная война, наконец, воцарился мир. Скользнув взглядом по золотой эпитафии, выбитой на надгробном камне, Селин одними губами прочитала слова, которые навечно врезались в ее память, став символом истинной любви и духовной верности: