Покачав головой, я посмотрел на вывеску круглосуточного магазина «Lawson». В этот раз деньги в кармане шелестели, поэтому, зайдя внутрь, первым делом взял привычные сигареты у прилавка. Затем неожиданно замер у полки с десертами. Кремовый тортик с засахаренной вишней — 450 иен. «Хана обрадуется», подумал я, швырнув в корзину еще и банку «Black Boss» для бодрости.
Продавец, молодой парень с тёмными кругами под глазами, бросил на мои покупки прищуренный взгляд:
— Празднуете? — хмыкнул он.
Я покосился на него, вдруг осознав, что раньше заходил сюда лишь за сигаретами, еду покупал в другом месте, подешевле. Вопрос заставил меня замереть. Слишком уж я радовался НОРМАЛЬНОЙ работе, а не временным подработкам, с которых меня вышвыривали за жалобы клиентов, которым не приглянулись мой взгляд или репутация.
— Просто удачная ночь, — бросил я в ответ, отсчитывая мелочь на потертой столешнице.
Парень кивнул, без лишних слов отвернувшись к телевизору над кассой. На экране мелькали кадры очередной дорамы. Краем глаза я уловил знакомое лицо — моя кузина. Скривив губы в гримасе, поспешил к выходу. Недавнее письмо от её матери всплыло в памяти: «Перестань притворяться, выпрашивать внимание, тогда тебя примут обратно.»
— Вот только я не притворяюсь, тётя, — произнёс я устало.
На улице отпил из банки кофе, слащавый привкус заставил сморщиться. Выплеснул остаток в урну, наблюдая, как коричневая струйка смывает пыль с металла. Где-то вдалеке гудел поезд, а в голове застрял вопрос: что ждёт меня в выходные в библиотеке? Если собрать всё, что я видел в заброшенном крыле больницы, то вывод довольно очевиден. Но я пока решил не строить догадок, совсем скоро я все узнаю из первых уст.
Жилой комплекс госпожи Онигири встретил меня лужами и рваными лучами солнца, пробивающимися сквозь тучи. По лестнице я поднимался неторопливо: в одной руке пакет с покупками, а другая цеплялась за потертые перила. На третьем этаже соседка выбрасывала мусор, направляясь на работу. Мы обменялись кивками.
Проходя мимо комнаты «301», я бросил взгляд на дверь Ханы. Она сейчас либо еще спит, либо уже в школе. Не пройдет и недели, как мне станет нечему ее учить. Едва ли мы продолжим активное общение, после всего случившегося мне довольно трудно сходиться с людьми. Одному проще во многих смыслах.
Ключ заскрежетал в замке. Однушка встретила тем же хаосом: смятый футон, гора грязной посуды в раковине, бумажный шторм на столе. Зайдя, первым делом я засунул торт в холодильник, а уже затем швырнул сигареты на стол. Оглядев свою комнату, я подумал, что в эту помойку приглашаю Хану, отчего мелькнула мысль хоть немного убраться, как я это сделал ранее в квартире покойного учителя…
— Нужно прибраться, — со вздохом киваю на свои мысли.
Первым делом я распахнул окно, впуская прохладный утренний воздух. Затем начал собирать пустые банки из-под кофе, их оказалось целых семь штук. Пыль с книжных полок поднялась облаком, когда я принялся вытирать их влажной тряпкой. После влажной уборки пол под ногами скрипел по-другому, когда на нем не было слоя пыли.
Через пару часов комната преобразилась. Даже старый коврик у двери выглядел светлее после тщательной чистки. Я сел на вымытый пол, прислонившись к стене, и закурил, глядя на результаты своего труда. На столе аккуратной стопкой лежали книги, в шкафу видела выглаженная одежда. Только теперь я заметил, что обои в углу начали отклеиваться, видимо, от сырости.
Во время уборки я заметил на книжной полке потрепанный том в синей обложке — «Голый остров» (裸の島) Сёхэя Имамуры. Он затерялся среди оккультной литературы, которую выкинул кто-то из соседей. Книга пахла пылью веков и затхлостью заброшенных чердаков. Я сел у окна, приоткрыв обложку с потрескавшимся корешком. Запах типографской краски смешивался с горечью старых страниц.
Погружаясь в строки, я с удивлением понял, что проваливаюсь в историю, как в колодец. По сюжету на крошечном острове во Внутреннем Японском море ютилась семья. Ни колодцев, ни проводов, они носили вёдрами пресную воду с материка, чтобы оживить иссохшую землю. Дни катились, как бусины по нитке: муж таскал воду, жена сажала в грунт картофель, дети ковыряли палками ракушки. Ни слов, ни мелодий, только скрип веревок да вой ветра в щелях их покосившегося дома.