— …Но её окружает Лес.
Я шёл вперёд, хотя ноги не двигались. Черные ветви расступались, открывая поляну. На ней — ничего. Ни алтаря, ни руин. Только бесконечный туман, вьющийся у моих ног. Я поднял голову. Фиолетовое небо пульсировало, как живое. Ни звёзд, ни солнца, лишь смутный отблеск чего-то, что могло оказаться глазом.
Проснулся я от собственного кашля. В подсобке пахло сигаретами и дешевым кофе.
— Обитель без стен… — пробормотал я, открывая глаза.
Утро встретило меня звуком дождя, стучащим по решеткам окон.
— Приснится же хрень, — недовольно ворчу, поднимаясь с футона.
Глава 7
Глава седьмая. В поисках знаний.
Приведя себя в порядок, надев свои брюки с рубашкой, я еще какое-то время сидел молча, наблюдая за дверью, словно Айка вновь заглянет ко мне, и объяснит, что в этой больнице вообще происходит, но время шло, закончился даже дождь за окном, несмелый луч солнца заскользил по полу, а никто так и не заглянул в мою подсобку.
Тихо вздохнув, выпрямившись, щелкнув позвоночником:
— Обитель не имеет стен…, но её окружает Лес, — в голове еще звенело эхо последней фразы из сна.
Сон был странным, невероятно детализированным. Я шёл по бесконечной чащобе из чёрных деревьев, где вместо неба были лишь пульсирующее фиолетовые облака. Ни звёзд, ни солнца, только чей-то всевидящий взгляд сверху. И этот голос со всех сторон, будто он вырастал из самой земли.
«Обитель без стен…»
Я потер лицо, пытаясь прогнать остатки сонливости. Постель была холодная и потная. Футон валялся в беспорядке, как и всё остальное в этой комнате. Вспомнив вчерашнюю уборку, я недовольно поморщился, порядок здесь продержался меньше дня. Нужно будет завтра здесь прибраться, пока же… пока у меня есть еще дела в городе.
Каменная рука лежала на одеяле, покрытая белыми линиями корректора. Печать на запястье не стерлась за ночь, хотя у меня были некоторые опасения. Каменная рука не потеет, ее текстура плотная и гладкая, так что, корректор вполне держится, хотя его и нужно иногда обновлять.
Проклятие черной кляксой копошилось у меня в руке, оно все еще ожидает, когда барьер спадет и оно сможет напасть. Эта гадость не была разумной в привычном понимании, она мне напоминала бактерию, мозгов ни на грамм, но это не помешает ему вас сожрать. В этом плане призраки были куда более сложными, но я до сих пор не уверен, насколько они разумны. Если моя теория, что душа состоит из пяти частей, верна, то может ли лишь одна часть иметь разум? А две? Три?
Сдавленно выдохнув, я вновь посмотрел на свою каменную руку. Проклятие внутри было заперто, за два дня я немного уменьшил его объем, но с таким темпом мне потребуется КУДА больше стандартного месяца. Нужно ускориться, увеличить время медитации хотя бы на всю ночь, вот только я слишком сильно выматываюсь для этого. Возможно, стоит поискать различные способы для медитации?
В этот момент я вдруг вспомнил, что в книге с печатью Януса был раздел про медитации. Потянувшись вперед, беру книгу со стола, после чего начинаю шуршать страницами в поисках нужной главы…
В безымянных землях, за пределами карт и воспоминаний, лежат пространства, не подвластные ни разуму, ни слову. Туда, где даже тени теряют свою форму, а время сворачивается в клубок непостижимых узоров, ведёт один из самых древних путей человеческой души — путь медитации.
Так говорят старые манускрипты, скрытые в библиотеках, что забыты даже самими библиотекарями. В Индии, где сухие ветра переносят голоса давно исчезнувших существ, медитация родилась как ключ к запертой двери. Не для слабых духом, не для тех, кто ищет утешения или покоя. Нет — это путь тех, кто готов увидеть лицо Реального, лицо, которое не имеет черт, потому что оно вне формы.
В храмах, чьи основания были заложены до прихода первых людей, жрецы-аскеты принимали позы, повторявшие очертания небесных созвездий. Они входили в состояние, именуемое «дхьяна», но это не было просто сосредоточением. Это был ритуал, через который ум человека становился проводником между мирами. Их сознание пробуждалось к вибрациям, коим нет аналогов в нашем мире, и они слышали то, что не должно быть услышано.
Ибо медитация не только свет и просветление. Она и тьма, и безмолвный ужас того, кто осознал, что он лишь эхо в бесконечном хоре бытия. Многие, кто садились в позу лотоса, надеясь обрести мир внутри себя, находили там нечто другое — присутствие, которое наблюдает изнутри, но не принадлежит человеку. То, что Древние называли Атманом, может быть иным именем для Mansus, что спит в глубинах каждого сердца.