Айка не стала заходить внутрь, перед входом стоял каменный алтарь, на котором пыль смешалась с остатками воска от свечей. Именно к нему нас и вела эта загадочная девушка. Если, судить по ее поведению, то это далеко не первый раз, когда она сюда приходит. Подсветив телефоном пространство вокруг, я заметил следы на полу, а именно круг, начерченный белым порошком, и символы, вырезанные в камне. Символы едва заметно светились, я еще никогда ничего подобного не видел, хотя бывал в других храмах.
— Это барьер? — спросил я, поворачиваясь к Айко.
— Был, — коротко ответила та, переступая через белую черту. — Но мой учитель не обновлял его год… не знаю, насколько он ещё силён, — признала она.
Покачав головой, я оглядел зал храма, в поисках светящихся символов. В центре возвышался полуразрушенный павильон «Сяридэн», бывшая летняя резиденция сёгуна, превращенная в буддийский храм. Теперь его золотые панели облупились, оставив лишь редкие пятна металлического блеска на деревянном каркасе.
Под ногами валялись обломки керамики и обесцвеченные ленты, когда-то, наверное, алые. В этот момент я ощутил, как проклятие в моей руке «съежилось», будто откликаясь на окружающую магию. Здесь было место силы, мелькает в голове мысль.
— Вы верите, что это сработает? — Хана, все еще сжимая биту, с хмурым видом разглядывала Айко.
— Нет, — ответила она, подходя к алтарю, — но выбора у нас все равно нет.
С этими словами Айко достала из сумки свечи и зажигалку. Её движения были уверенными, словно она уже не в первый раз занимается чем-то подобным. Залюбовавшись плавными движениями девушки, я вздрогнул, когда молчавший все это время Мори, внезапно заговорил:
— Мы не должны были сюда приходить без мастера, — его голос дрожал. — Это не место для неофитов, вроде нас.
— Слишком поздно, мы уже здесь, — бросила Айко, зажигая свечи.
Пламя вспыхнуло, отбрасывая причудливые тени на стены. В одном из них мне почудился силуэт в золотистых одеждах, но, когда я повернулся, там было уже пусто. Нервно сглотнув, я прикрыл глаза. Белая Дверь все еще была в моем сознании, я бы мог ее попытаться открыть, но платить придется своей силой, которая еще пригодится этой ночью. Я мог ощутить дверь, ее холод, который ждал за гранью реальности, но сейчас не время. Сейчас нужно для начала выжить.
В этот момент в голове стал складываться план. Я знал, что мне нужно сделать, но это будет чертовски опасно. Причем в первую очередь для меня самого, но какой у меня вообще есть выбор? Нужно рискнуть, и пускай произойдет то, что должно произойти. По какой-то причине Белая Дверь внутри моего сознания задрожала, будто готовая сама собой открыться.
Открыв глаза, обведя всех собравшихся взглядом:
— У меня есть план, как мы можем пережить эту ночь, — сказал я, обращаясь к остальным. — Безгласный Мертвец найдет нас. И если барьер слаб… то убьет нас всех. Мы должны дать ему бой на наших условиях, пока это еще возможно…
Договорить мне не дал странный звук, где-то внизу у подножья в храм, который довольно быстро сместился в лес. В темноте раздался скрежет, словно что-то пыталось пробиться, через невидимый обычному взгляду барьер. Хруст костей, скрежет камней и тишина.
Хана замерла с битой в руках, Айко покрепче схватилась за обрез, видимо и ей было страшно, а Мори Есу уже откровенно потряхивало от страха.
— Он здесь, — прошептала Айко, посмотрев на меня. — Если у тебя действительно есть план, то стоит с ним поспешить.
В храме стало холоднее. Свечи задрожали, и тени на стенах вдруг замерли, будто замерло само время…
***
Тени за пределами храма застыли, а Безгласный Мертвец, чьи кости скрипели о барьер, обходил территорию по кругу. Его силуэт, размытый тьмой, то возникал у ворот, то исчезал в лесу, словно он искал трещину в защите, которая когда-то защищала Кинкаку-дзи. Иногда его ноги задевали ритуальные символы на полу, и те вспыхивали слабым светом, как угли, что все еще тлели.
— Он чувствует нас, — прошептала Айко, бросая в жаровню щепотку порошка. Пламя взметнулось вверх, окрашиваясь в зелёный от смеси трав. — Но барьер ещё держится…
Мы инстинктивно собрались вокруг жаровни и каменного алтаря. Хана, сжав биту, не сводила глаз с леса. Мори Есу дрожал, прижавшись к стене, словно надеясь раствориться в её трещинах. Айко же выставляла свечи вокруг жаровни. Белые и красные — символы чистоты и жизненной силы, они мерцали в полумраке, создавая иллюзию спокойствия.