Но Балу предупредительно крикнул.
— Ребята ваш медведь идет, чтобы отвести домой и накормить превосходным ужином. Овощное рагу с ароматными грибами, свежий дикий лосось с орехами в сливках — все по моему собственному рецепту для моих друзей. И еще, ребята, люди, наблюдавшие за водопадом, с моста, рассказывают о каком-то странном, мистическом свечении, идущем из недр водопада.
Он, пыхтя, вывалился их тесного прохода, как плотный ком войлочного мяча из пневматического детского ружья.
— Вы случайно не знаете, что это было? — с усмешкой спросил он.
Балу потряс головой и отдувался от капель воды стекающих с его косматой головы. Осмотрев нас и не дождавшись ответа, сказал, видя сияющие глаза Мюриэл и мою улыбку.
— Вижу время, вы провели очень не плохо. Рад за вас.
Мюриэл легко подбежала к нему, ступая босыми ногами по мокрому мху, утопая в нем по щиколотку.
— Мы превосходно провели время! Благодарю тебя наш милый мишка! Это были наши самые чудные мгновения. На сухом и чёрством, как забытый хлеб в тостере, там, — она показала пальцем вверх, — на Марсе, я буду вспоминать это с особым чувством. Наклонись ко мне, я тебе что-то скажу.
Балу опустил к ней свою косматую голову, Мюриэл погладила его по волосам и громко чмокнула его в нос.
Он смущенно потер его.
— Я всегда готов для своих друзей, — проревел он.
Вечером мы сидели на веранде его огромного, сложенного из толстых сосновых бревен дома. Солнце зашло за горизонт все стало вокруг сизо-синим, потеряв свои четкие очертания, лишь пик Маунт-Худ алел ярко-красным треугольником, отсвечивая на градиентном небе, где синий цвет постепенно переходил в киноварь, как на картине художника импрессиониста. Сначала веселый и словоохотливый Балу, стал вдруг задумчивым и грустным. Мы заметили это. После настойчивых попыток Мюриэл удалось выведать причину его грусти.
— Я очень одинок, — печально сказал Балу, — все говорят, что я огромен, как скала, но я чувствую себя маленькой одинокой песчинкой в бесконечной Вселенной. Я видел сегодня ваши счастливые лица. Вы наслаждались друг другом. Вы любите, потому что есть друг у друга. Это большое счастье, а одиночество так грустно, это тоскливо. Долгими вечерами я сижу здесь один и мне даже некому рассказать том, что я видел, некому показать всю красоту, что вы видели сегодня. Никто не прижмется ко мне… Мне некому это передать.
Мне было очень жаль Балу. Я вспомнил друга Кларка тотемита Гетса и его жену Джусс. Кларк рассказывал, как Гетс был несчастен и одинок, живя в африканской саванне, пока он не создал для него пару.
— Но почему компания не создаст тебе пару. Ведь это логично.
Балу вздохнул.
— Я всего лишь инструмент, живой агрегат обслуживающий весь этот национальный парк. Ни кто не заинтересован создавать новых существ, способных заполнить жизненное пространство здесь. Ведь ты же знаешь это Георг. Я пытался встречаться с женщинами из людей, но я всегда чувствовал, что я для них лишь странная забава, уродец, интересное приключение.
— Может ты просто не встретил ту, которая тебя полюбит по-настоящему? — спросила Мюриэл.
— Нет, — покачал головой Балу, — это не возможно, потому что я другой, и я сам не чувствую к ним желания быть вместе. Мю, посмотри на меня! Я слишком огромен для людей. Это должна быть женщина похожая на меня, моей крови, моего вида, моего роста.
Я рассказал ему про работу Кларка для Гетса. Балу с надеждой посмотрел на меня.
— А ты бы смог создать для меня мою женщину? Такую же, как я?
Он смотрел на меня, своими тёмно-коричневыми глазами ожидая, что я скажу. Я же растерялся.
— Я ни разу ничего подобного не делал, — неуверенно начал я, — у меня нет опыта и даже нет лицензии на такую деятельность.
— К черту лицензию! Попробуй. Ты принесешь в мою жизнь смысл, — вздохнул Балу.
«Помоги ему!», — передала мне свои мысли Мюриэл.
«Я ни разу этим не занимался, любая ошибка может привести к плачевным результатам», — ответил я.
«Ты самый одаренный из нас. Ты кумвитай, который может все. Мой отец тебе поможет. Он всегда говорил, что ты сможешь «все», для тебя нет преград. Сделай это для него. Сделай это для меня», — просила Мюриэл.
— Хорошо Балу, я попытаюсь.
Балу радостно вскочил, и выдернув меня из плетеного кресла, словно травинку из рыхлой земли, обнял. Я почувствовал, как затрещали мои кости, так громко будто попали под многотонный каток, а нейромод мгновенно активировался и принял защитные меры, посылая импульсы, в мышцы сделав их твердыми, как камень.