Лекари из клиники обернулись, готовые возмутиться, но тоже замолчали. Есть вещи, которые не скрыть за одеждой бастарда. Врождённое право приказывать.
Я закрыл глаза, и мир мгновенно изменился. Пропали цвета, звуки стали глухими.
Мои старые некромантские силы, оттачиваемые десятилетиями разборки тел по косточкам, наложились на базовые знания и способности лекаря этого мира. Сама некромантия в этом теле была почти на нуле, слишком слаб сосуд, но диагностика…
О, диагностика работала безупречно. Куда лучше, чем у других лекарей, работу которых мне доводилось наблюдать.
Мир потерял краски, превратившись в подобие полупрозрачного рентгеновского снимка. Я видел кости, органы, кровеносную систему… И я нашёл проблему.
Прямо в коронарной артерии, питающей сердце, застрял тромб. Крошечный, но смертельный сгусток, перекрывший доступ крови. Сердечная мышца уже начинала отмирать от кислородного голодания.
Идиоты. Один кричит про магический откат, второй — про инсульт, но ни один не видит простейшую причину. А я видел её так же ясно, как видел бы трещину на черепе, лежащем на моем старом лабораторном столе. Ещё минута — и его заберет сама смерть.
Я открыл глаза. Мир вернул себе краски, но я уже знал, что делать.
Рука по привычке дернулась, чтобы черпнуть холодную и послушную некромантскую силу. Я одернул себя. Нет, не оттуда. Здесь это сработает слишком грубо, оставит следы. Для такой тонкой работы нужен другой инструмент. Совсем мне непривычный.
Я переключился на то, что в этом мире называли лекарской магией. Жалкое подобие истинной власти над плотью, но для этой задачи — в самый раз. К тому же её у меня было гораздо больше.
Сосредоточился, мысленно проникая в тело старика. Вот она, правая коронарная артерия. Вот бифуркация — развилка сосуда. И вот он, тромб. Маленький, но смертоносный сгусток.
Я не стал его выжигать или выталкивать. Это было бы слишком топорно.
Вместо этого я сконцентрировал энергию, визуализируя, как она проникает в саму структуру тромба. Аккуратно, нить за нитью, я начал растворять фибрин — белок, скрепляющий эту пробку.
Сгусток начал таять, распадаясь на безвредные компоненты, которые тут же уносил возобновившийся кровоток. Я бережно расширил стенозированный — суженный — участок артерии, чтобы кровь пошла свободно.
Вся операция заняла не больше десяти секунд.
Лицо старика из синего стало мертвенно-бледным, а затем порозовело. Хрипы прекратились, дыхание выровнялось.
И тут я почувствовал его. Знакомое тепло.
Искренняя, беспримесная благодарность умирающего, которого вытащили с того света. И слёзы его дочери, которая смотрела на меня как на божество. Этот поток серебристого света был невидим для остальных, но для меня он был ярче солнца.
Я видел краем глаза, как он струится от них ко мне, невидимый для остальных. Мой внутренний Сосуд жадно впитывал драгоценную Живу.
Приятное, наполняющее чувство. Словно после долгой голодовки съесть кусок сочного мяса. Или выпить бокал выдержанного вина из душ. Старые привычки.
Старик открыл глаза. Сел, опираясь на подставленный локоть дочери. Посмотрел по сторонам мутным, но уже осмысленным взглядом.
— Что… что произошло? — прошептал он, касаясь своей груди.
— Этот молодой человек только что спас тебе жизнь, папа! — выдохнула женщина, не сводя с меня восхищённого взгляда.
Я обернулся. За моей спиной появился главврач Гавриил Петрович в сопровождении двух санитаров с каталкой. Вовремя, ничего не скажешь!
Он стоял и смотрел. И, судя по выражению его лица, на котором застыла маска из ужаса и растерянности, он видел всё.
— Граф Бестужев! — пролепетал он, подбегая. — Слава богам, всё обошлось. Наши специалисты уже…
— Ваши специалисты бегали кругами и кричали, — холодно оборвала его дочь графа, пока санитары аккуратно перекладывали её отца на носилки. — А спас его вот этот молодой человек.
Граф Бестужев, уже лёжа на каталке, перевёл на меня взгляд. Внимательный, оценивающий взгляд человека, который за свою жизнь повидал многое и которого трудно удивить. Взгляд, который не спрашивал, а требовал.
— Как ваше имя? — спросил он.
— Святослав Пирогов, — ровно ответил я.
Дочь графа, стоявшая рядом, удивлённо вскинула бровь. Уголки её губ изогнулись в тонкой, ироничной линии.
— Святослав… Вы только что сотворили чудо. Имя у вас подходящее.
— Просто применил правильную методику, — сухо ответил я.
Граф проигнорировал наш обмен фразами. Он посмотрел на главврача, и его голос хоть и был слаб, прозвучал как удар хлыста: