Его лицо исказилось. Он не ожидал такого спокойного ответа.
— Не умничай, выродок! — прошипел он. — Думаешь, Сомов тебя защитит? Наивный. Я избавлю «Белый Покров» от таких безродных выскочек, как ты.
— Угрожаешь? — всё так же спокойно уточнил я.
— Предупреждаю, — он наклонился ближе, его голос стал тихим и ядовитым. — Исчезни сам, пока не поздно. Уволься. Иначе…
Я мысленно отдал приказ. Нюхль, невидимый и бесшумный, подкрался к аристократу и с особым энтузиазмом вцепился своими маленькими, но острыми костяными челюстями в самую мясистую часть его филейной области.
— АЙ! — Волконский издал звук, похожий на визг поросёнка, которого ткнули раскалённой кочергой. Он подпрыгнул на месте, хватаясь за зад. — Что за чёрт⁈
Он завертелся, пытаясь увидеть, что его укусило. Лаборант наконец оторвал голову от микроскопа и с любопытством посмотрел на него.
— Что случилось, господин Волконский?
— Меня… что-то… укусило! — он продолжал вертеться на месте, яростно растирая пострадавшее место через тонкую ткань дорогих брюк.
— Крысы, наверное, — невозмутимо предположил я. — В старых зданиях, знаете ли, водятся. Особенно любят кусать тех, кто много говорит. Отвлекает их от важных дел.
Волконский побагровел от ярости и унижения. Он сделал шаг ко мне, чтобы высказать всё, что думает.
— Это ты! — возмутился он. — Не знаю как, но это твоих рук… АЙ!
Второй укус, на этот раз с другой стороны, прервал его на полуслове.
— Точно крысы, — подтвердил лаборант с абсолютно серьёзным лицом. — У нас тут одна, с рунической меткой на ухе, на прошлой неделе у главбуха бутерброд прямо со стола утащила. Зверь, а не крыса. Надо бы санэпидемстанцию вызывать, да всё руки не доходят.
Волконский, подпрыгивая и продолжая растирать обе пострадавшие ягодицы, выскочил из лаборатории, бормоча проклятия. Когда лаборант отошел, Нюхль материализовался рядом со мной, довольно щёлкая челюстями.
— Хороший мальчик, — прошептал я. — Но больше так не делай. Слишком заметно. В следующий раз целься в лодыжку.
Ящерица обиженно цокнула, но растворилась в воздухе.
Через десять минут лаборант протянул мне распечатку.
— Вот, держите, — сказал он. — Анализы Золотовой.
Я пробежался глазами по цифрам. Всё в пределах нормы, как я и предполагал. Никаких органических патологий. Чистая психосоматика, скука и избыток свободного времени.
Снова поднялся на четвёртый этаж. Дверь в кабинет Сомова была приоткрыта.
Заведующий сидел за столом, просматривая какие-то бумаги. Он поднял на меня усталый взгляд.
— Ну что, Пирогов? Есть чем удивить? — спросил он.
Я молча положил бланк с результатами ему на стол.
— Всё в норме. Как и следовало ожидать, — пожал плечами я.
Сомов пробежался глазами по цифрам.
— Я так и думал, — кивнул он. — Спасибо. Теперь займитесь ею. Успокоительные, психотерапия… что там у нас по протоколу для скучающих жён олигархов?
— Я уже назначил ей главное лекарство, — ответил я.
— И какое же? — с интересом спросил он.
— Осознание того, что она не больна, и небольшую дозу лести, — ответил я. — Иногда это работает лучше любых препаратов.
— Вы циник, Пирогов, — Сомов усмехнулся. — Мне это нравится. Хорошо, можете быть свободны.
— Благодарю, — я кивнул. — Если больше ничего нет, я отправлюсь на своё основное место работы. У меня по расписанию вскрытие.
Я произнёс это намеренно буднично, наблюдая за его реакцией. На его лице на мгновение промелькнула тень досады — он понимал, что талантливый диагност сейчас пойдёт ковыряться в трупах. Но он лишь махнул рукой.
— Идите, Пирогов, — кивнул Сомов. — Уговор есть уговор.
Я вышел из кабинета и направился к лифту, ведущему в подвал. Моя работа в мире живых на сегодня была закончена. Пора было возвращаться в царство мёртвых.
Спустился в свой подвальный домен. Прохладный, пахнущий формалином воздух морга приятно остудил кожу после суеты и интриг верхних этажей.
Доктор Мёртвый, склонившись над секционным столом, препарировал какой-то орган, что-то неразборчиво бормоча себе под нос. Увидев меня, он поднял голову.
— А, блудный сын вернулся из мира живых, — сказал он, не отрываясь от работы. — Ну как там? Солнце всё ещё светит? Люди всё ещё суетятся по пустякам?
Этот старый ворон видит больше, чем говорит. Его слова — не просто стёб, а проверка. Он пытается понять, изменило ли меня соприкосновение с нормальной работой.