— Без полноценного лечения умрёте через пару дней, — я констатировал факт, а не угрожал.
— Пусть, — прошептала она.
Её голос был слабым, но в нём была стальная решимость. Она не боялась смерти. И она не была благодарна.
А это означало две вещи. Во-первых, она — не обычная кисейная барышня. Во-вторых, и это куда важнее, моё проклятие не засчитает это спасение. Лечение не завершено, пока пациент не будет в безопасности и не испытает осознанную благодарность.
А эта упрямица, похоже, благодарить меня не собиралась. Значит, нужно было довести дело до конца. По моим правилам, а не по её.
— Пойдёмте, — я закрыл свою медицинскую сумку, и щелчок замка прозвучал в тишине подвала как выстрел. — Я заберу вас отсюда.
Она удивлённо подняла брови. В её серых, как грозовое небо, глазах мелькнуло недоумение.
— Куда? Обратно к этим… «Чёрным Псам»? Они же продолжат допрос.
— К себе, — коротко ответил я, перерезая верёвки на её запястьях. — Я живу этажом выше.
— Вы с ума сошли? — её голос окреп от изумления. — Так близко… Это же первое место, где они будут искать!
— Нет, — я покачал головой, помогая ей встать. Она пошатнулась, и мне пришлось её придержать. — Это последнее место. Никто не ищет пропажу в кармане у вора. Чем ближе к врагу, тем безопаснее. Прописная истина. Идём.
Хотя мою комнату тоже могут проверить, когда будут искать девушку. Но к этому легко подготовиться. Спрятать её.
Нюхль, до этого тихо сидевший в углу и наблюдавший за нашим диалогом, коротко и по-деловому клацнул челюстями, одобряя рациональность моего плана.
Я без труда подхватил её на руки. Она оказалась почти невесомой, как птица с полыми костями. Пока мы поднимались по тёмной, скрипучей лестнице, она молчала, но я чувствовал на себе её пристальный, изучающий взгляд. Она пыталась понять, кто я такой — спаситель, тюремщик или просто сумасшедший.
Пусть думает. Главное, что она жива и находится под моим контролем. А значит, мои двадцать два процента Живы не были потрачены впустую. Я их ещё верну.
В своей квартире я уложил её на старую, скрипучую раскладушку. Она оглядела мою спартанскую обстановку — стол, стул, шкаф, горы книг. Контраст между её аристократическим миром и моей безликой берлогой был разительным.
Я обработал её рану ещё раз, используя остатки антисептиков из своей сумки. Этого было мало. До утра продержится, а после работы я принесу из клиники нормальные медикаменты и пару ампул антибиотиков.
— Я спас вашу жизнь, — сказал я, затягивая последнюю повязку. Я не хвастался, а просто констатировал факт, который давал мне определённые права. — Потратил на это значительные ресурсы. И теперь я имею право знать, во что ввязался. Как вы, аристократка из рода Ливенталь, попали в подвал к «Чёрным Псам»? Что им было нужно?
Она молчала, упрямо отвернувшись к стене. Её профиль в тусклом свете ночника был резким и гордым.
— Могли и не спасать, — наконец ответила она, и её голос был холодным, как лёд. — Я вас об этом не просила.
Я усмехнулся про себя.
Значит, по-хорошему она не хочет. Упрямая. Что ж, это даже интересно. Ладно. У меня есть время. Она в моей квартире, слаба и полностью зависит от меня. Рано или поздно плотина её гордости даст трещину.
А пока — она просто пациент, которого нужно долечить. И который, в конечном счёте, заплатит по моим счетам. Просто она об этом ещё не знает.
Я оставил её и ушёл в другую комнату, рухнув на кровать. Сон был коротким и поверхностным.
Утро я встретил разбитым, но с чувством выполненной работы. Проверил Сосуд — двадцать два процента. Упрямая пигалица не стала меня благодарить. Только зря Живу на неё потратил!
Аглая выглядела значительно лучше. Лихорадочный румянец спал, на щеках даже появился лёгкий цвет. Дыхание стало ровным и глубоким. Когда я вошёл в комнату с двумя чашками дешёвого чая, она как раз сидела на раскладушке, пытаясь привести в порядок свои спутанные волосы.
— Можно мне остаться? — спросила она тихо, когда я протянул ей чашку. Она смотрела на меня уже не с вызовом, а с чем-то похожим на уязвимость, смешанную с осторожностью. — Мне… пока некуда идти.
Рассказывать, кто она и что с ней случилось, она не хочет. А остаться в квартире у незнакомого мужчины, который нашёл её истекающей кровью и вылечил — это пожалуйста. Ох, женщины! Логика, достойная безумного бога. Впрочем, мне это только на руку.
Оставить её здесь — значит контролировать ситуацию, процесс её лечения и, в конечном итоге, получение моей «оплаты». Отпустить её, недолеченную и напуганную, — значит потерять контроль и потенциально провалить «задание» от проклятия. Выбор был очевиден.