— Вам определенно нужен свежий воздух, — перебил я её поток жалоб. — Прямо сейчас.
— О! — глаза Золотовой загорелись. — Вы хотите прогуляться со мной по саду? Как мило! Но я так слаба, я едва могу подняться с кровати…
— Каталка, — быстро нашёлся я. — Это новая терапевтическая методика из Швейцарии. Динамическая оксигенация. Перемещение пациента на свежем воздухе в горизонтальном положении улучшает циркуляцию крови и… стимулирует выработку эндорфинов, гормонов радости.
— Каталка? — она приподняла идеально выщипанную бровь. — Как необычно! Обожаю авангардные методы лечения! Все мои подруги будут в шоке, когда я им расскажу! Скорее, доктор, везите меня!
Кажется, я нашёл способ попасть наверх.
Я с самым серьёзным и профессиональным видом помог Золотовой пересесть с кровати на каталку, аккуратно укрыв её ноги пледом.
— Очень важно, Елизавета Аркадьевна, чтобы ваше тело находилось в строго горизонтальном положении, — вещал я с авторитетом в голосе. — Это обеспечивает равномерный приток кислорода ко всем органам и способствует гармонизации потоков Живы.
— О, как интересно! — проворковала она, с восторгом глядя на меня.
Как только мы выехали в коридор, вся моя врачебная солидность испарилась. Я припустил со скоростью курьерского поезда. Колёса каталки взвизгнули на повороте, а пациенты в полосатых пижамах и медсёстры в накрахмаленных халатах в ужасе шарахались к стенам, провожая нас ошарашенными взглядами.
Золотова, вместо того чтобы испугаться, пришла в полный восторг.
— Быстрее, доктор! Ещё быстрее! — визжала она, придерживая свои растрепавшиеся локоны. — Я чувствую, как жизненные силы возвращаются ко мне! Это лучше любого шампанского!
Нюхль был моим личным призрачным штурманом. Он не просто указывал путь. Он появлялся на мгновение у нужного поворота, отчаянно махал когтистой лапой, а затем исчезал, чтобы материализоваться уже у следующей лестницы. Мы работали как слаженная, безумная команда: он — навигатор, я — тягловая сила, а Золотова — драгоценный, но совершенно бесполезный балласт.
— Осторожно! — взвыл санитар, выкатывая из-за угла тележку с грязным бельём. Он едва успел отскочить, уронив полное судно, которое с грохотом покатилось по кафельному полу. — Психов везёте⁈
— Это часть терапии! — бросил я через плечо, не сбавляя скорости. — Инновационный метод стрессовой оксигенации!
Резкий поворот к лифтам — Золотова снова взвизгнула и вцепилась в поручни каталки.
— Обожаю нестандартные подходы! — кричала она, её голос эхом разносился по коридору. — Это как катание на тройке, только лучше!
Катание на тройке. Если бы моя некромантская тройка из призрачных коней была здесь, мы бы долетели за секунды, проскакав сквозь стены. Но нет — приходится изображать извозчика для скучающей аристократки, которая визжит от восторга, пока я пытаюсь спасти свою собственную шкуру.
Лифт, к счастью, оказался пустым. Мы поднялись на нужный этаж. Нюхль привёл нас к операционному блоку. Я сбавил скорость, и каталка медленно, почти бесшумно, подкатилась к двери с табличкой «Операционная № 3». Моё сердце — вернее, сердце этого тела — колотилось от предвкушения. Вот он. Шанс.
Через круглое, как иллюминатор, стеклянное окошко в двери была видна драма жизни и смерти. Яркий свет мощных операционных ламп, холодный блеск стали, зелёные халаты хирургов.
Команда из пяти человек склонилась над открытой грудной клеткой пациента. На столе лежал пожилой мужчина с густыми седыми усами. На тумбочке рядом с ним лежала его больничная одежда, к которой были приколоты орденские ленты — явно важная персона.
Я активировал зрение.
Жива утекала из него, как вода сквозь пальцы. Потоки энергии в его теле были слабыми, прерывистыми. Серебристые нити истончались и рвались одна за другой. Ещё немного, и наступит точка невозврата.
Хирурги явно не справлялись. Но я мог бы… я мог бы стабилизировать его даже отсюда. Просто направив поток своей энергии, укрепив его ауру, дав им те драгоценные минуты, которых им не хватало…
И тут в окне появилось лицо в хирургической маске. Волконский.
Его глаза над маской сначала сузились в узнавании, а затем расширились в выражении чистого, незамутнённого, торжествующего злорадства. Он понял, зачем я здесь.
Он не просто постучал по табличке «Посторонним вход воспрещён». Он демонстративно, медленно поднял руку с зажатым в ней хирургическим зажимом. Злорадствовал.
Затем он холодно улыбнулся глазами и дёрнул за шнурок.
Штора с резким, сухим шорохом закрылась, отрезая меня от так необходимой мне благодарности.