Я поднялся на свой этаж, всё ещё прокручивая в голове возможные ходы Морозова. Открыл дверь своей квартиры.
Комната была пуста. Скрипучая раскладушка, на которой я оставил Аглаю, была аккуратно заправлена.
Конечно. Пустая комната. Именно то, что нужно после двенадцатичасового рабочего дня. Можно было подумать, что спасённая от смерти аристократка оценит гостеприимство и будет сидеть тихо. Но нет. Это было бы слишком просто.
Я спокойно поставил сумку на пол и начал осматриваться.
Печать на двери была цела, я бы почувствовал, если бы её сломали. Значит, девушка всё ещё в квартире.
— Нюхль, — позвал я мысленно. — Ищи.
Невидимый фамильяр, до этого болтающийся у меня в ногах, тут же оживился. Он смешно принюхался к воздуху, хотя носа у него не было, и метнулся по комнате. Оббежал стол, заглянул под раскладушку, а затем замер у двери в ванную. Он поднял переднюю лапку и неуверенно поскрёб когтями по дереву.
Я подошёл. Дверь была заперта изнутри. Я прислушался. Ни звука. Ни шороха, ни плеска воды. Странно. Что она там делала?
Я не стал стучать. Достав ту же металлическую пластинку, которой открывал кладовую, я за пару секунд вскрыл примитивный замок. Дверь бесшумно открылась.
Аглая сидела на холодном кафельном полу, прислонившись спиной к ванне. Она обхватила колени руками и смотрела в одну точку на стене перед собой. Её глаза были широко раскрыты, но взгляд был пустым, невидящим. Она была здесь, но в то же время где-то очень далеко.
— Что с вами? — мой голос прозвучал в гулкой тишине ванной комнаты слишком громко.
Она вздрогнула, словно выходя из глубокого транса. Её пустой взгляд сфокусировался на мне, и в нём мелькнуло узнавание, смешанное с растерянностью.
— А, это вы? Уже пришли… — её голос был слабым и дезориентированным. — А я тут… задумалась.
— Понимаю, — я не стал расспрашивать. Сейчас это было неважно. — Вам нужно подняться. Я осмотрю рану и вколю антибиотик.
— Укол? — она напряглась. — Куда?
— В ягодичную мышцу.
— В попу? Нет! — в её голосе прозвучали почти детские, капризные нотки. — Это же больно!
Я усмехнулся.
— Вы серьёзно? Вас вчера чуть не убили, а вы боитесь укола? Зачем тогда было оставаться у меня и принимать помощь, если вам так наплевать на собственную жизнь?
Она насупилась, её губы сжались в тонкую, прямую линию. Но возразить было нечего. Моя холодная логика попала точно в цель. Она молча кивнула.
В комнате, при свете тусклой настольной лампы, она остановилась.
— Оголять… ягодицы… перед незнакомым мужчиной. Я к такому не привыкла.
— Сейчас я в первую очередь врач, — я начал готовить шприц и ампулу. — А потом уже всё остальное. Поверьте, я видел столько… анатомического материала, что вам вряд ли удастся меня чем-то удивить.
Она послушно повернулась и, чуть помедлив, спустила облегающие штаны до середины бёдер.
Передо мной предстала картина, далёкая от медицинских атласов. Аккуратная, аппетитная, с двумя милыми ямочками.
В этом мире я, может, и врач. Но в прошлой жизни я был некромантом. И просто мужчиной. И как мужчина, я был весьма доволен увиденным.
Я набрал антибиотик в шприц, глядя как она нервно переминается с ноги на ногу.
— Хватит пялиться! — не выдержала она.
— Я не пялюсь, — мой голос был ровным и спокойным. — Я выбираю место для укола. Мышца должна быть расслаблена. А если будете и дальше возмущаться и напрягаться, я поставлю укол так, что до конца недели сидеть вы сможете только наклонившись вправо.
И в тот же миг, когда она открыла рот для нового возражения, я сделал укол. Быстро, точно и безболезненно.
— Всё. Можете одеваться.
— Как… всё? Уже? — она удивлённо обернулась.
— Да, — я убрал шприц в мусор.
Аглая медленно натянула штаны, её лицо выражало крайнее изумление.
— Но… я ничего не почувствовала. Совсем. Впервые в жизни мне так незаметно поставили укол. У вас… золотые руки, доктор. Кстати, как вас зовут?
Это не руки, дорогая. Это пятьсот лет некромантской практики и идеальное знание анатомии.
— Святослав Пирогов, — ответил я вслух.
Я дал ей выпить таблетку обезболивающего и стакан воды.
— Садитесь, — я кивнул на раскладушку.
Сам я прошёл к старому, но удобному креслу в углу комнаты, сел и небрежно закинул ногу на ногу.
Она послушно села на самый краешек раскладушки, держа спину неестественно прямо.
— Итак, Аглая Ливенталь. Что дочь графа забыла в руках уличных бандитов с пулевым ранением, которое они ей не наносили? — спросил я.