А вот рентген лёгких заставил меня нахмуриться.
Снимок был… грязным. «Диффузное снижение прозрачности лёгочных полей по типу матового стекла», — гласило заключение рентгенолога. Туманная, обтекаемая формулировка, за которой могло скрываться что угодно.
Атипичная пневмония? Редкий архивный грибок, вызвавший альвеолит? Или что-то совсем другое, что не укладывалось в стандартные протоколы?
Я открыл общий анализ крови.
Он предсказуемо кричал о мощном воспалительном процессе. СОЭ — скорость оседания эритроцитов, старый, но надёжный маркер. И лейкоциты тоже зашкаливали.
Волков, увидев эти цифры, наверняка начал бы радостно кричать: «Это инфекция! Я же говорил!» И немедленно назначил бы парню убойную дозу антибиотиков широкого спектра. Примитивный, топорный подход.
Биохимия только добавляла тумана в и без того неясную картину. Повышенный С-реактивный белок — ещё один неспецифический маркер воспаления. Но при этом печёночные ферменты и почечные показатели были в идеальной норме, что исключало системный токсический удар по внутренним органам. Картина не складывалась.
Посевы крови на стерильность ещё не пришли, на это требовалось несколько дней. Но я и не рассчитывал на них.
Итак, что мы имеем?
Я откинулся на спинку стула.
Системное воспаление, поражающее в первую очередь лёгкие, но без чёткого инфекционного агента, который можно было бы идентифицировать. Мутная картина не только в ауре, но и во вполне материальных анализах.
Это похоже на то, как организм воюет с призраком — тратит все свои ресурсы, мобилизует все армии, но не может нанести удар по конкретной, видимой цели.
Лабораторные данные дали мне направление, но не дали ответа. Проблема явно была в лёгких. Значит, нужно было вернуться к источнику.
Вернуться к пациенту. Послушать его ещё раз. Возможно, при первичном осмотре отвлечённый странной, «грязной» аурой, я упустил какой-то важный, едва уловимый хрип или ослабление дыхания в определённой зоне.
Иногда уши, натренированные — более точный инструмент, чем самый дорогой и современный рентгеновский аппарат.
По дороге к палате Синявина мои мысли вернулись к вчерашнему фиаско хирургов.
Пациент наверняка уже пришёл в себя после операции. И, конечно же, рассыпался в благодарностях хирургам, которые чуть не отправили его на тот свет. А я, истинный спаситель, не получил ни единого процента Живы.
Вопиющая несправедливость, которая требовала исправления.
Нужно будет зайти к нему. Ненавязчиво. Представиться, спросить о самочувствии, «случайно» упомянуть пару деталей операции, которые мог знать только тот, кто был в курсе истинного диагноза. Лёгкий намёк, который заставит его задуматься. Благодарность можно получить и постфактум. Но сначала — Синявин. А потом займёмся восстановлением справедливости.
Но как только я об этом подумал, из-за угла навстречу мне вышел Сомов.
— Пирогов! Вот вы где! Я вас ищу!
Догадываюсь о чем он хочет поговорить… А мне сейчас совсем не до этого.
Я не сбавил шага и, сделав лёгкий манёвр, обогнул его, намереваясь пойти дальше. Сейчас у меня имелось несколько срочных дел.
— Извините, Пётр Александрович, спешу к пациенту.
И я не врал. Судя по анализам, состояние пациента стремительно ухудшается.
Сомов сильно удивился моей бесцеремонности, но быстро оправился и пошёл следом, нагоняя меня.
— Подождите! — его голос звучал напряжённо. — Речь о вчерашнем инциденте в хирургии! С графом Акропольским! Я требую, чтобы вы больше никогда так не делали!
Ага, конечно, разбежался. «Больше так не делай». Буду спасать, если мне это будет выгодно. И плевать я хотел на ваши протоколы.
— Я вас слушаю, — сказал я вслух, продолжая идти. — То есть вы предлагаете в следующий раз дать пациенту умереть?
Просто потому, что эти дипломированные идиоты не могут отличить аневризму от несварения желудка.
— Я такого не говорил! — Сомов почти перешёл на бег, чтобы не отставать. — Но есть же регламенты! Протоколы! Вы не можете просто так врываться в операционную!
Я резко остановился, заставив его почти врезаться в меня.
— Пётр Александрович, есть регламенты, а есть здравый смысл. Так пускай ваши хвалёные хирурги для начала научатся работать по этим самым регламентам, и тогда мне не придётся делать за них их работу.
— Пирогов, вы не понимаете, — он понизил голос. — За вами наблюдает Морозов! Он только и ждёт, когда вы оступитесь!