Привычными, отточенными до автоматизма движениями вскрыла стеклянную ампулу, набрала прозрачный препарат в шприц, выпустила лишний воздух. Всё как тысячу раз до этого.
Рутина успокаивала.
Палата Синявина была рядом. Бедняга. Третьи сутки мучается, а ему всё хуже. Жена от него ни на шаг не отходит. Лизочка сочувственно улыбнулась женщине, когда вошла.
— Аркадий Викторович, укольчик вам назначили, — произнесла она дежурную, бодрую фразу. — Сейчас мы вас подлечим, и всё будет хорошо.
Пациент лежал под кислородной маской, кажется, спал. Жена отодвинулась, давая ей пространство.
Лизочка обработала место укола спиртовой салфеткой, занесла шприц…
И тут её запястье перехватила чужая рука. Не грубо, не больно, но с такой твёрдой, несокрушимой уверенностью, что Лизочка замерла. Она вздрогнула от неожиданности и обернулась.
Рядом, бесшумно появившись из-за её спины, стоял он. Доктор Пирогов.
Спокойный, собранный, с тем особенным, чуть насмешливым, но при этом невероятно внимательным выражением лица, которое заставляло её сердце биться чуть быстрее каждый раз, когда он проходил мимо.
— Отставить укол, Елизавета, — его голос был низким, властным, но без единой нотки крика.
Лизочка почувствовала, как по спине пробежали мурашки.
В отличие от Волкова, который постоянно кричал и требовал, Пирогов просто говорил — и ему хотелось подчиняться без всяких возражений.
— Но… доктор Волков назначил…
— Доктор Волков ошибся, — он мягко, но настойчиво забрал у неё шприц. Его пальцы на мгновение коснулись её руки, и по коже пробежал лёгкий электрический разряд. — Этот препарат убьёт пациента. Спасибо, что вы не успели сделать укол.
Спасибо.
Когда в последний раз врач говорил ей «спасибо»?
Лизочка не могла вспомнить. Она смотрела, как доктор Пирогов аккуратно, без суеты сливает содержимое шприца в лоток для отходов, и чувствовала странное, забытое тепло внизу живота.
— Я… я пойду? — с трудом выдавила она.
— Идите, Елизавета, — он улыбнулся ей. Редкая, лёгкая улыбка, от которой у неё на мгновение перехватило дыхание. — Отдыхайте. И ещё раз спасибо. Вы сегодня спасли человеку жизнь.
Она вышла из палаты на ватных ногах. Сердце колотилось, щёки горели. Вот это мужчина. Настоящий. Не то что этот Волков с его потными ручонками.
«Интересно, он женат?» — мелькнула предательская, неуместная, но такая сладкая мысль.
Я проводил Лизочку взглядом. Хорошая девушка. Исполнительная.
Но сейчас… было не до неё.
Я повернулся к Анне Синявиной. Она смотрела на меня широко раскрытыми, полными ужаса и недоумения глазами. Настало время для самого сложного — объяснить живому человеку, что его близкого чуть не убили по ошибке, не вызвав при этом тотальную панику.
— Что происходит, доктор? — её голос дрожал. — Почему вы остановили укол? Что не так?
Я сел на стул рядом с её креслом, собираясь с мыслями.
— Анна Михайловна, ваш муж увлекается голубями?
Она моргнула, явно не ожидая такого вопроса посреди реанимационной драмы.
— Да, — растерянно кивнула она. — У него голубятня на крыше. С детства. Но… откуда вы знаете?
— Это очень важная деталь, — я говорил спокойно, но твёрдо. — Деталь, которую стоило упомянуть сразу. Всё дело не в архиве и не в пиве, как я думал. Всё дело в голубях.
Я решил использовать простую аналогию, чтобы она поняла.
— Представьте, что иммунная система — это армия. Обычно она защищает вас от врагов — бактерий, вирусов. Но иногда, после долгих лет «тренировок» на каком-то веществе, армия сходит с ума. Она начинает принимать своих же за врагов. В случае вашего мужа его «армия» начала атаковать его собственные лёгкие, принимая безобидные частички голубиного помёта и перьев за смертельную угрозу. Это и есть аллергический альвеолит.
Я сделал паузу, давая ей осознать сказанное.
— А теперь представьте, что в эту обезумевшую армию, которая уже громит свой собственный город, вливают мощное подкрепление и отдают приказ: «Атаковать ещё яростнее!» Именно это и сделал бы тот укол. Препарат, который назначил доктор Волков — иммуностимулятор. При обычной инфекции он бы, возможно, помог. Но в вашем случае он вызвал бы цитокиновый шторм. Это не просто битва, это ядерный взрыв внутри лёгких. Лавинообразная реакция, которая разрушила бы их за считанные часы.
Анна побледнела так, что её лицо стало цвета больничных простыней. Она прижала руку ко рту.
— То есть… если бы вы не успели…