В его глазах мелькнул первобытный, животный ужас. Он смотрел на меня и видел не коллегу-выскочку. Он видел что-то другое. Что-то, что не шутило.
— Ты… ты псих…
— Я профессионал, — поправил я, поднимаясь и отряхивая халат. — А ты — опасный дилетант, который чуть не убил человека. Держись от моих пациентов подальше. Это было последнее предупреждение.
Я вышел, оставив его скрюченным на полу.
Нюхль, прежде чем исчезнуть, напоследок пнул его невидимой лапой в рёбра. Просто для закрепления урока. Ещё минус два процента.
Чёрт. Воспитание оказалось дорогим удовольствием. Но необходимым.
Я шёл по коридору, и адреналин медленно отступал, оставляя после себя холодную пустоту. Руки слегка подрагивали — не от страха, а от прошедшего напряжения. Я остановился у окна и проверил Сосуд.
Двадцать девять процентов.
Чёрт.
Драка, даже такая короткая и односторонняя, отняла целых восемь процентов. Не три, как при обычном дневном расходе, а восемь! Физическая активность в сочетании с эмоциональным всплеском сжирала Живу как огонь сухую солому.
Нужно было срочно восстанавливаться. Иначе завтра будет очень туго.
Морг встретил меня своей привычной, успокаивающей прохладой и запахом формалина. Мёртвый сидел за своим столом, листая какой-то древний, переплетённый в кожу фолиант.
— Дай угадаю, — сказал он, не поднимая головы. — Опять спасал мир на верхних этажах и теперь пришёл сюда отдохнуть душой?
— Что-то вроде того, — ответил я, надевая свой рабочий фартук. — Есть работа?
— Всегда, — он кивнул в сторону процедурной. — Третье тело. Нужно подготовить к опознанию. Родственники прибудут через час.
Следующий час прошёл в привычной, медитативной рутине. Я работал с телом пожилого мужчины, приводя его в надлежащий вид. Работа была тонкой, почти как у скульптора.
Ровно в назначенное время я выкатил в прощальное бюро тело. Там уже стояли заплаканная женщина лет пятидесяти в сопровождении молодого парня, видимо, сына. Она сильно прихрамывала на левую ногу.
— Вот, — сказал я, откидывая простыню.
Женщина всхлипнула, узнав мужа. Пока она стояла возле мужа, я обратился к её сыну.
— Давно ваша мама хромает?
— Неделю уже, — вздохнул парень. — Упала с лестницы. Врач в терапии сказал, что просто ушиб и само пройдёт.
— Не пройдёт, — я покачал головой. — У неё смещение поясничного позвонка. Это зажимает нерв.
Когда женщина, опираясь на сына, направилась к выходу, я остановил её.
— Простите, — сказал я. — Не могу смотреть, как вы мучаетесь. Позвольте.
Пока она удивлённо смотрела на меня, я положил руки ей на поясницу. Пара точных, выверенных движений, короткий хруст, возвещающий о том, что всё встало на место.
— Ой! — она удивлённо выпрямилась и сделала пару шагов. — А ведь и правда… не болит!
— Просто нерв был зажат, — я пожал плечами. — Больше не падайте.
Три процента Живы неохотно потекло в мой Сосуд. Маловато, но лучше, чем ничего.
Следующими пришли родственники мужчины с хроническим заболеванием лёгких. Пока его сын оформлял документы, я заметил, что он сам дышит тяжело, с присвистом.
— Профессиональное? — спросил я, кивая на его грудь.
— С детства, — отмахнулся он. — Хронический бронхит. От отца по наследству достался.
— Наследственность — это предрасположенность, а не приговор, — я подошёл к нему и «случайно» похлопал по спине, в этот момент прочищая его забитые энергетические каналы. — Дышите глубже. Иногда помогает.
Он сделал глубокий вдох, потом ещё один. Изумление на его лице было непередаваемым.
— Надо же… — прошептал он. — Впервые за много лет вдохнул полной грудью.
Процент. Всего один. Он был благодарен, но чего-то ему не хватило. Может, уверенности, что это состояние не вернётся снова?
Третьей была молодая девушка, пришедшая забрать тело своей бабушки. Она держалась стойко, но я видел, как она морщится и прижимает руку к виску.
— Мигрень? — спросил я.
Она кивнула.
— Замучила. От нервов, наверное.
— От защемления нерва в шейном отделе, — поправил я. — Поверните голову.
Пока она поворачивалась, я лёгким движением вправил ей шейный позвонок. Она замерла.
— Прошло… — прошептала она. — Как?
— Просто спазм был. Отпустило.
Ещё один процент.
Приток Живы был… скудным. Раньше за такую работу я бы получил в полтора, а то и в два раза больше. Сейчас же — жалкие крохи.