Она думает, что старый плащ и платок могут скрыть аристократическую осанку, породистую стать и привычку смотреть на людей чуть свысока? Наивно.
Для любого из парней Паши, чей глаз намётан на то, чтобы отличать своих от чужих в этом районе, она была как маяк в ночной шторм. Они бы учуяли в ней золотую девочку за версту, даже в таком наряде.
— Это неважно, — отрезал я, качая головой. — Любой выход — это риск. Ненужный и глупый риск. Что, если бы кто-то из людей Паши тебя случайно заметил? Или, что ещё хуже, люди твоего отца, которые наверняка уже ищут тебя по всему городу?
— Я была очень осторожна…
— Недостаточно осторожна, — мой голос стал ещё твёрже. — Аглая, ты должна понять одну простую вещь: твоя безопасность сейчас — это не только твоя личная забота. Если тебя найдут здесь, в этой квартире, пострадаем мы оба. Очень сильно пострадаем.
Она опустила голову, и её плечи поникли. Вся её радость и гордость за устроенный ужин испарились без следа. Она вдруг осознала всю хрупкость нашего положения.
— Прости, — тихо сказала она. — Я не подумала. Я просто… я так устала сидеть взаперти. Мне хотелось сделать что-то полезное, что-то приятное.
Мой взгляд стал ещё холоднее. Один вопрос оставался открытым.
— А деньги ты где взяла?
— У меня были с собой, — ответила она, не понимая, к чему я веду.
— Что? — я подался вперёд. — Ты расплачивалась банковской картой?
Банковская транзакция — это цифровой след, который люди её отца нашли бы за пару часов.
— Нет-нет! — она испуганно замахала руками, наконец осознав масштаб потенциальной катастрофы. — Наличными! Конечно, наличными! Я же не совсем дура! У меня было немного в кошельке, когда я… уходила из дома.
Обошлось. На этот раз обошлось. Но это было слишком близко к провалу.
Я смягчился. В конце концов, её порыв был понятен. Но мне не было её жаль. Мне нужен был именно этот результат. Нужно, чтобы она поняла: эта квартира — не уютное гнездышко, а временная, хоть и комфортная клетка.
И чем дольше она в ней сидит, тем опаснее становится для нас всех. Это был первый, самый важный шаг к тому, чтобы она сама захотела вернуться к отцу.
Я выдержал паузу, давая ей прочувствовать момент, а затем немного смягчил тон. Метод кнута и пряника всегда работал безотказно.
— Ужин действительно великолепный, — сказал я уже спокойнее, снова беря в руки вилку. — Твои намерения были самыми лучшими. Но давай договоримся: больше никаких самовольных выходов. Никогда. Если понадобятся продукты или что-то ещё — просто скажи мне. Мы всё решим.
— Я ем грунт? — с вопросительной интонацией произнёс Костомар, указывая костлявым пальцем на себя.
— Нет, Костомар, ты за продуктами не пойдёшь, — вздохнул я. — Боюсь, двухметровый говорящий скелет в мясной лавке вызовет еще больше ненужных вопросов, чем леди в платке.
Остаток вечера прошёл на удивление мирно.
Аглая, оправившись от моего выговора, начала рассказывать о своём детстве, о жизни в поместье, о балах, гувернантках и своей любимой лошади по имени Заря.
Она говорила не переставая, и я понял, что это её способ справиться со стрессом — мысленно вернуться в безопасное, беззаботное прошлое.
А я слушал.
Слушал и фильтровал информацию, как аналитическая машина. Имена, места, привычки графа, его слабости, его привязанности, названия любимых сигар, марка вина, которое он пьёт по вечерам.
Каждая, даже самая незначительная деталь могла в будущем стать рычагом давления или ключом к пониманию его мотивов. Она изливала душу, спасаясь от тоски и страха. А я, кивая и поддакивая, пополнял свою базу данных.
Утро началось с привычной, уже ставшей рутиной последовательности действий.
Ледяной душ, чтобы разбудить это смертное тело. Завтрак, состоящий из яичницы и крепкого, горького чая. И дорога в больницу под неусыпным наблюдением очередного «хвоста».
Наблюдатель от Морозова сегодня был особенно бездарен.
Молодой парень, почти мальчишка, который прятался за газетными киосками с таким отчаянным видом, будто на него вот-вот нападёт стая голодных гулей.
Пару раз он споткнулся на ровном месте, пытаясь одновременно идти и смотреть на меня через плечо. В былые времена я бы превратил такого неумелого шпиона в удобное кресло для своей библиотеки.
Сейчас же он вызывал лишь лёгкую, снисходительную брезгливость, как назойливое, но безобидное насекомое.
В ординаторской уже собрался весь цвет терапевтического отделения.