Десять процентов. Щедрая плата за пару слов утешения и правильный диагноз мальчику из приюта. Очень выгодный обмен.
— Вам не за что благодарить, Марина Вячеславовна, — произнёс я стандартную формулу врачебной скромности. — Я просто делаю свою работу.
— Нет, — она мягко, но твёрдо покачала головой, глядя мне прямо в глаза. — Вы делаете гораздо больше!
Она была права, но даже не представляла насколько.
Она думала, я дарю ей надежду и спасаю жизни. А на самом деле я питался её самыми светлыми и чистыми чувствами, чтобы поддерживать свою не-жизнь и однажды вернуть себе истинную мощь Повелителя Тёмных Земель.
Следующим на очереди был граф Ливенталь.
Его палата была простой, но безупречно чистой и обставленной сдержанно, но дорого. В удобном кожаном кресле у окна сидел граф, одетый в простой, но качественный домашний костюм.
На столике рядом лежала свежая «Имперская Газета». Он не выглядел больным. Скорее как важный человек, вынужденный на время сменить свой кабинет на эту комнату и крайне этим недовольный.
— А, мой победитель! — он отложил газету, и его уставшее лицо озарила живая, хитрая улыбка. — Входите, доктор. Знаете, я вчера узнал о вашей дуэли с этим… павлином Волконским. Впечатляющая, просто блестящая победа!
— Вы-то откуда узнали? — искренне удивился я. Слухи в клинике распространялись быстро, но я не думал, что они доходят до ВИП-палат терапии.
— Да вся больница только об этом и говорит! — граф от души рассмеялся. — Утренняя медсестра, принёсшая мне лекарства, так красочно всё расписала, что я не удержался. Я даже успел поставить на вас через неё небольшую сумму. Выиграл, кстати. Приятно осознавать, что твоим здоровьем занимается настоящий профессионал, а не надутый выскочка.
Забавно.
Сильные мира сего обожают ставить на победителей. Это позволяет им ассоциировать себя с чужим успехом. Его ставка — это не азарт, а знак.
Он не просто поверил в меня, он публично, пусть и в узком кругу, признал мою силу, поставив на кон свои деньги. Теперь в его глазах я был не просто безымянным лекарем, а «его» лекарем.
Ценным активом.
Я молча открыл планшет и пробежался по записям. Сомов, надо отдать ему должное, действовал быстро и грамотно: назначил бета-блокаторы для урежения ритма, антикоагулянты для профилактики тромбов. Стандартная, но эффективная неотложная терапия.
— Анализы на гормоны щитовидной железы готовы… — вслух зачитал я, не поднимая глаз от карты.
— Да, пришли утром, — граф кивнул на тумбочку, где лежал одинокий бланк. Пациентам их приносили в распечатанном виде.
Я же открыл бланк на планшете.
Цифры не просто говорили — они кричали. Уровень тироксина превышал норму в десятки раз. Его щитовидка работала как ядерный реактор в аварийном режиме, выбрасывая в кровь тонны гормонов и заставляя сердце биться на пределе человеческих возможностей.
— Итак, — я сел в кресло напротив него, создавая атмосферу доверительной, но серьёзной беседы. — Диагноз, который я предполагал, полностью подтвердился. У вас пароксизмальная мерцательная аритмия на фоне тиреотоксикоза. Говоря проще, ваша щитовидная железа, образно говоря, сошла с ума и работает как взбесившийся паровой котёл. Она отравляет ваш организм избытком гормонов, а сердце просто не справляется с такой чудовищной нагрузкой.
— И что же делать, доктор? — в его голосе не было страха, только деловой интерес. Он привык решать проблемы, а не паниковать.
— Неотложное лечение, которое снимет симптомы, Пётр Александрович уже назначил, и весьма грамотно, — сказал я, доставая из кармана свой рабочий планшет. — Теперь нужно устранить первопричину. Я назначаю вам тиреостатики — это препараты, которые химически притормозят вашу щитовидную железу, заставят её сбавить обороты.
Мои пальцы быстро забегали по сенсорному экрану, внося назначения прямо в электронную карту пациента.
— Тирозол, начнём с тридцати миллиграммов в сутки, — произнёс я, нажимая кнопку «подтвердить». — Также переведём вас с инъекций гепарина на таблетированный варфарин, это удобнее. Назначение уже ушло на сестринский пост, через полчаса вам принесут первую дозу.
Я убрал планшет.
Тирозол, варфарин… Простые химические соединения. Но несколько нажатий на экран, и они становились инструментами тонкой настройки его организма.
Я мог замедлить его, ускорить, стабилизировать. Его жизнь, его самочувствие теперь напрямую зависели от нескольких строк кода, отправленных мной в систему.
Любой организм — это биологическая машина. Только у лекарей и некромантов была сила им управлять.