— Красиво. Элегантно. Но как это доказать? — прищурился он.
Аденома гипофиза.
Редчайшая патология. Диагноз, который девяносто девять процентов врачей в этой Империи не поставили бы за всю свою жизнь. Этот диагноз был больше, чем просто медицинский триумф.
— МРТ головного мозга с контрастным усилением, — я уже закрывал книги и собирал бумаги со стола. Охота окончена, пора было разделывать тушу. — Срочно. И мне нужен Сомов. Немедленно.
В палату я вернулся уже совершенно другим человеком. Врачом, точно знающим, с чем он имеет дело. Карта его черепа теперь была ясна мне, как план моей собственной цитадели.
Каждый симптом, каждая жалоба встала на своё место.
Граф сидел в кровати, пытаясь читать газету на вытянутой руке, но я видел, как его взгляд не может сфокусироваться на строчках.
— Ваше сиятельство, — я присел на стул рядом, занимая позицию уверенного контроля. — Я знаю, что с вами происходит.
— Неужели? — он отложил газету, и в его голосе прозвучала смесь страха и надежды. — И что же?
— Говоря простым языком, у вас в голове есть небольшое образование. Оно находится в самом центре мозга и делает две вещи: заставляет вашу щитовидную железу вырабатывать слишком много гормонов и одновременно давит на нервы, идущие от ваших глаз. Отсюда и все проблемы разом: и с сердцем, и с внезапным ухудшением зрения.
Я намеренно упростил до примитивизма. «Небольшое образование» звучало куда менее страшно, чем «опухоль». Это был тактический ход, чтобы не спровоцировать новую волну паники, которая мне сейчас была совершенно не нужна.
Но граф был не из тех, кого можно обмануть эвфемизмами. Он побледнел.
— Опухоль мозга?
— Доброкачественная, — поспешил успокоить я, давая ему соломинку, за которую можно ухватиться. — И мы можем это исправить. Но сначала нужно снять отёк вокруг неё, чтобы защитить ваше зрение. Немедленно.
Не дожидаясь его вопросов, я нажал кнопку вызова медсестры на панели у кровати, одновременно доставая свой планшет. Через полминуты в палату почти бесшумно вошла дежурная сестра.
— Слушаю, доктор, — она посмотрела на меня с ожиданием.
— Графу Ливенталю. Срочно. Дексаметазон, восемь миллиграммов, внутривенно струйно. Затем подготовьте систему для капельницы. Назначения я сейчас внесу в систему, — произнёс я, не отрывая взгляда от экрана планшета.
Молодая медсестра удивлённо подняла на меня брови. Она привыкла, что назначения для ВИП-пациентов делает лично Сомов, а не какой-то ординатор.
— Ещё назначения для графа? Но ведь Пётр Александрович…
— Срочно, — перебил я, мой голос был холодным и не терпящим возражений. — Каждая минута на счету.
Я видел её удивление. Правила, протоколы, иерархия… Всё это не имело никакого значения, когда речь шла о времени.
А время было ресурсом, который я не мог позволить себе тратить на препирательства с младшим медперсоналом. Она кивнула и, не смея больше спорить, побежала в процедурную.
Я быстро внёс назначения в электронную карту. Убрав планшет, я снова повернулся к графу. Он всё так же сидел, вцепившись в подлокотники, и смотрел на меня с отчаянной надеждой.
— Сейчас вам сделают укол, — сказал я спокойным, размеренным тоном. — Он снимет давление в голове и прояснит зрение. Вам станет легче, обещаю. Я же тем временем соберу консилиум, и мы решим, что делать дальше. Главное — никакого волнения. Вы под моим личным контролем.
Он молча, с трудом кивнул. Слово «контроль», кажется, подействовало на него куда лучше, чем любые пустые утешения. Аристократы понимают язык власти.
Только после этого я вышел из палаты, оставляя его в руках медсестры. Теперь можно было переходить к следующему этапу — штурму административной машины в лице заведующего терапией.
Кабинет Сомова находился в конце коридора. Я постучал и, не дожидаясь ответа, вошёл.
— Пирогов? — заведующий поднял голову от бумаг. — Что-то срочное?
— Пётр Александрович, у графа Ливенталя аденома гипофиза, — с серьезным лицом сказал я, не тратя времени на предисловия. — Вероятнее всего, ТТГ-секретирующая, с компрессией хиазмы. Мне нужна экстренная МРТ головного мозга с прицельным сканированием турецкого седла.
Сомов медленно отложил ручку. Его лицо выражало сначала рутинное недовольство тем, что его отвлекли, а затем — чистое недоумение.
— С чего вы взяли? Аденома гипофиза? Пирогов, это одна из редчайших патологий…
Я молча положил перед ним лист бумаги, на котором были выписаны две колонки симптомов, и провёл пальцем по линии, соединяющей их.
— Тиреотоксикоз неясного генеза плюс классическая битемпоральная гемианопсия. Что ещё это может быть?