Медленная, хищная улыбка сама собой расползлась по моему лицу. Для Сомова это была улыбка уверенного в себе врача.
Для меня — улыбка коллектора, который только что нашёл своего давно потерянного клиента.
— Прекрасно!
— Никто не понимает, что с ним, — продолжал Сомов. — Симптомы странные, анализы противоречивые, диагносты разводят руками. Справитесь?
Справлюсь ли я? Ещё бы я не справился. Особенно когда передо мной не просто пациент, а должник, который ещё не заплатил по старому счёту.
Чёрный, как катафалк, правительственный лимузин бесшумно скользил по вечерним улицам Москвы. За тяжёлыми тонированными стёклами мелькали огни столицы — яркие, праздничные, совершенно чуждые той атмосфере, что царила внутри. В салоне, отделённом от водителя звуконепроницаемой перегородкой, была тишина гробницы.
Александр Борисович Морозов, главврач элитной клиники «Белый Покров», чувствовал себя не в своей тарелке. Он нервно поправил узел шёлкового галстука, который вдруг стал невыносимо тугим, и украдкой бросил взгляд на человека, сидевшего напротив.
Тот сидел в глубокой тени, куда не проникал свет уличных фонарей. Был виден лишь тёмный силуэт дорогого, сшитого на заказ костюма, блеск идеально начищенных ботинок и белая полоска манжеты.
Лица не было видно.
— Ты узнал что-нибудь о Пирогове? — голос незнакомца был тих, лишён эмоций, но от этого казался ещё более властным и холодным. Это был не вопрос. Это было требование отчёта.
— Слежка ничего не дала, — с трудом выдавил Морозов, чувствуя, как вспотели ладони. — Он ведёт себя как обычный врач. Клиника, дом, снова клиника. Никаких подозрительных контактов, никаких странных встреч. Он чист.
— Обычные врачи не творят чудеса, Александр, — незнакомец чуть наклонился вперёд, и на мгновение в полосе света мелькнули его глаза — холодные, немигающие, как у рептилии. — Обычные врачи не возвращают людей с того света и не ставят диагнозы, которые не под силу лучшим умам Академии. Обычные врачи не интересуют Орден.
Упоминание Ордена заставило Морозова внутренне сжаться.
— Мне нужно больше времени, — пролепетал он. — Чтобы найти рычаги, чтобы подобраться ближе…
— Время закончилось, — отрезал незнакомец. — Твои дилетантские методы не работают. Пора переходить к более… серьёзным мерам.
Эта фраза повисла в воздухе. Морозов прекрасно понимал, что скрывается за ней. Похищение. Допрос с применением магии. Пытки. Он был интриганом, но не палачом.
— Граф Бестужев будет против, — это была последняя, слабая попытка Морозова найти спасительную лазейку, укрыться за авторитетом могущественного покровителя. — Он покровительствует клинике и лично этому Пирогову. Он не позволит…
Незнакомец усмехнулся. Звук был похож на шелест сухих, мёртвых листьев.
— Не переживай за Бестужева. Послезавтра у него запланирован приём в Летнем дворце. Там мы закончим то, что не смогли сделать в первый раз. После этого его мнение уже никого не будет интересовать.
Морозов побледнел. Он всё понял.
Первый «сердечный приступ» графа, после которого Пирогов и появился в его клинике, не был случайностью.
Это было покушение. Неудачное. И теперь они собирались его повторить.
Покушение на графа, члена Государственного совета, одного из ближайших советников императора. Это была уже не просто попытка разобраться с выскочкой-лекарем. Это было начало чего-то огромного, страшного и кровавого.
— А Пирогов? — прошептал Морозов пересохшими губами.
— С ним разберёмся после. Когда у него не станет такой могущественной защиты сверху, он превратится из проблемы в обычную мишень. А пока… просто наблюдай. И будь готов действовать по моему сигналу.
Глава 9
Мы с Сомовым вошли в палату номер тридцать три. Здесь повисла напряжённая атмосфера.
Сама палата была обставлена дорого, но безжизненно. Занавески плотно задёрнуты, словно кто-то пытался отгородиться от мира.
У окна сидела полная женщина в дорогом платье — супруга графа Акропольского, рядом стояли двое их взрослых детей. Все трое выглядели так, словно не спали несколько ночей.
Жена графа — с красными, опухшими глазами и размазанной косметикой, сын — пытался выглядеть главой семьи, но с дрожащими руками, дочь — молча вцепилась в платок.
На кровати лежал человек, которого я с трудом узнал.
В моей памяти он остался громогласным, краснолицым мужчиной, полным жизни и спеси. Человеком, который одним словом мог стереть оппонента в порошок.