— Это конфиденциальная информация следствия…
— Катя Доронова, да? — я сделал вид, что полностью сосредоточен на вскрытии. — Молодая? Лет на двадцать моложе мужа?
— На пятнадцать! То есть… чёрт, откуда вы это знаете?
— Профессиональная интуиция. Наследство большое?
— Три мануфактуры, пять доходных домов… Доктор, это я здесь должен задавать вопросы!
— Любовники у неё есть? — я вытащил из грудной клетки женщины сердце. Крючков инстинктивно отвернулся.
— Мы подозреваем молодого управляющего барона, но прямых доказательств… Хватит! Это мой допрос!
— А долги у барона были? Крупные?
— Он был должен одному клану около двухсот тысяч, но это не по вашей… А, чёрт!
Нюхль, видимо, решил, что представление пора заканчивать, и «случайно» опрокинул с полки большую банку с формалином. Едкий, удушающий запах мгновенно заполнил помещение.
— Простите, это, должно быть, сквозняк, — невозмутимо сказал я. — Мне нечего вам сказать. Всё, что я знаю, уже изложил в отчёте.
— Всё, мы уходим! — Крючков, закашлявшись, с явным облегчением бросился к выходу, его помощники не отставали. — Доктор Пирогов, мы ещё вызовем вас дополнительно.
Зачем приходили? Непонятно. Вопросов больше, чем ответов. Зато я узнал, что хотел.
Когда тяжёлая дверь за ними захлопнулась, Доктор Мёртвый облегчённо вздохнул.
— Спасибо, коллега. Терпеть не могу, когда эти дилетанты лезут в мою работу.
Я вернулся в тихий кабинет, где мы обычно отдыхали, оставив доктора Мёртвого и Семёныча возбуждённо обсуждать унизительное бегство следователя.
Фарс закончился, началась настоящая работа. Я налил себе чашку остывшего чая и мысленно выложил на стол всё, что сумел вытянуть из словоохотливого Крючкова.
Факт первый: жертва — барон Доронов. Убит.
Факт второй: орудие убийства — яд. Дигиталис, наперстянка. Изящно.
Факт третий: главная подозреваемая — жена Екатерина — «Катя» Доронова. Моложе мужа на пятнадцать лет.
Факт четвёртый: возможный мотив — наследство. Три мануфактуры, пять доходных домов. Весьма солидно.
Факт пятый: возможный соучастник — молодой любовник-управляющий.
Факт шестой, самый интересный: осложняющий фактор — долг в двести тысяч какой-то банде.
Катя Доронова — молодая жена стареющего богача. Классическая, почти пошлая схема. Но орудие убийства… оно выбивалось из этой простой картины.
Дигиталис — это не мышьяк, который можно купить в любой аптеке под видом средства от крыс. Это яд аристократов. Яд врачей.
Он требует знаний, точной дозировки. Малые дозы наперстянки, подмешиваемые месяцами в вечерний стакан воды — это работа профессионала. Или того, кого профессионал тщательно обучил.
Медленное, почти незаметное угасание. Сердце слабеет постепенно, всё списывают на возраст и дурные привычки. Слишком изящно для банальной «чёрной вдовы».
Но предсмертная мысль барона ломала всю эту схему. «Катя, прости…». Почему? Знал об отравлении?
Невозможно, иначе бы принял меры, поднял на уши всю городскую стражу. Или он каялся в чём-то другом? В чём-то, что, по его мнению, заставило её пойти на это?
А молодой управляющий? Удобный козёл отпущения. Или всё-таки соучастник? Если Катя действовала вместе с любовником, то план был продуман до мелочей.
Убрать старого мужа, получить огромное наследство, свалить вину на бандитов, которые трясли с барона деньги, а потом выйти замуж за молодого и красивого управляющего. Красиво. Но слишком просто.
Долги банде всё меняли. Двести тысяч — это не та сумма, которую прощают. Ветров и его парни рано или поздно пришли бы за своим. И тогда от всего наследства не осталось бы и следа.
Может, Катя — не просто жадная женщина, а расчётливый игрок? Может, она решила стать богатой вдовой до того, как банда сделает её вдовой бедной? Это уже интереснее. Это уже уровень.
Нужно найти её. И поговорить.
До того, как это сделает следователь Крючков со своими топорными методами. Безутешная молодая вдова с тёмным секретом.
После работы в морге я отправился домой.
Пентхаус встретил меня не просто тишиной, а почти стерильной чистотой и тонким ароматом лавандового масла — Костомар явно постарался.
Скелет-дворецкий, облачённый в мой старый медицинский халат, который он, очевидно, счёл униформой, стоял у гладильной доски. Он держал тяжёлый чугунный утюг в костяных фалангах с такой грацией, с какой иной фехтовальщик держит шпагу, и старательно разглаживал мой лучший костюм.
— Я ем грунт, — довольно пробурчал он, не оборачиваясь, демонстрируя идеальную стрелку на брюках.