Он закрыл глаза, и перед мысленным взором внезапно возникла другая картина.
Яркий, солнечный день на Тверской. Резкая, как удар кинжала, боль в груди. Падение на грязную мостовую. Искажённые ужасом лица прохожих. И среди них — одно спокойное. Странный молодой человек, возникший из ниоткуда.
Холодные, немигающие глаза. Уверенные, точные движения. Слова, которые звучали не как предположение, а как диагноз: «Тромб. Окклюзия». Спасение, которое заняло считанные минуты.
Пирогов. Лекарь из морга. Тот, кто ходит по грани между жизнью и смертью. Тот, кто не боится ни крови, ни скандалов. Тот, кто действует, а не рассуждает.
— Виктор, — Бестужев открыл глаза. В них больше не было гнева. Только отчаянная решимость. — Найди мне этого лекаря. Пирогова. Из «Белого Покрова».
— Этого… странного? — Виктор приподнял бровь. — Который вас спас на улице?
— Да. Именно его. Найди и привези. Быстро. Скажи, что я приказываю. Нет… — граф на мгновение запнулся, проглатывая свою гордость. — Скажи, что я очень прошу.
Он повернулся к окну, за которым начинал брезжить рассвет нового, полного позора дня.
— И чтобы всё было решено до полудня, Виктор, — добавил он, не оборачиваясь. Голос его был глухим. — Сегодня у меня приём. И мой сын, наследник рода Бестужевых, будет стоять рядом со мной и улыбаться, даже если для этого придётся отпилить ему ноги. Ты меня понял?
— Так точно, ваше сиятельство.
— Этот Пирогов… — прошептал граф, глядя на серое небо. — Наша последняя надежда.
Позже утром.
— Никуда я не пойду! — твердо ответил я, понимая, что от таких людей ничего хорошего ждать нельзя.
— Доктор Пирогов, граф Бестужев ждёт вас, — заявил один из амбалов.
— Я и так еду к нему на приём, — ответил я, опуская стекло. Я старался говорить спокойно, как занятой специалист, чьи планы пытаются грубо нарушить.
Странное дело. Зачем графу Бестужеву перехватывать меня, если я сам к нему направляюсь? Крайне нелогично… Значит, дело в чем-то другом.
— Боюсь, планы изменились, — его голос был ровным, безэмоциональным. — Граф ждёт вас в другом месте. По очень срочному делу.
Я посмотрел на Аглаю.
Она сжалась в углу сиденья, её лицо было белым как полотно. Потом перевёл взгляд на телохранителя. В его глазах читалось напряжение человека, выполняющего приказ, который не обсуждается.
— Я никуда не поеду, пока не пойму, что происходит, — заявил я.
Это был не страх. Это было требование уважения. К тому же мне следовало убедиться в своей безопасности, и Аглаей я рисковать не намеревался.
Я показывал, что со мной нельзя обращаться как с вещью, которую можно просто перевезти с места на место.
Телохранитель не стал спорить.
Он молча достал из внутреннего кармана тяжёлый, защищённый аппарат связи, набрал номер и протянул трубку мне со словами:
— Граф объяснит лично.
Я взял трубку.
Узнал голос графа Бестужева, но в нём не было привычного властного металла. Властность, въевшаяся в него за десятилетия, трещала по швам, и сквозь эти трещины пробивалась плохо скрываемая, почти истеричная паника.
— Пирогов! Бросайте всё и немедленно приезжайте в «Националь», номер триста один. Это приказ! — он на мгновение запнулся, проглатывая свою гордость. — Нет… это просьба. Случилось непредвиденное. Вопрос чести моей семьи. Мне нужна ваша помощь. Немедленно.
Граф Бестужев. Один из столпов Империи. Человек, который отдаёт приказы каждый день.
И этот человек просил. Не требовал, не приказывал, а грустно просил о помощи. Ситуация была не просто критической. Она была катастрофической.
Я уверился, что это не подвох. Об этом говорила интонация в голосе графа — такое не сыграешь. От Бестужева меньше всего стоит ждать подставы. Тем более и повода подставлять меня у него нет. При прошлой встрече он прямо говорил, что хотел бы дружить.
— Хорошо, — ответил я. Мой голос был спокойным и деловым. Я мгновенно принял новую роль — роль спасителя, от которого зависит честь целого рода. — Буду через пятнадцать минут.
Я вернул телефон телохранителю.
— Что происходит? — прошептала Аглая, вцепившись в мой рукав. — Это из-за меня? Это люди отца?
— Нет. Это граф Бестужев, — ответил я, глядя на телохранителя, который уже открывал для нас дверь своего джипа. — Похоже, мой выходной отменяется. Поехали, Аглая. Сидеть в такси посреди улицы сейчас будет самой плохой идеей.
Она колебалась всего секунду, но страх перед неизвестностью в одиночестве перевесил. Она молча кивнула.
Мы вышли из такси и пересели в чёрный, пахнущий дорогой кожей и оружейным маслом джип. Дверь за нами захлопнулась с глухим, окончательным звуком.