— Что… это… за… скелет? — медленно, по слогам произнесла она.
— О, тебе он понравится, — я постарался придать своему голосу максимум невозмутимости. — Очень полезен в хозяйстве.
Костомар медленно, с грацией придворного танцора повернул свой череп в сторону Аглаи и отвесил ей глубокий, галантный поклон, от которого скрипнули его кости под халатом.
Аглая открыла рот, чтобы издать крик, способный разбудить весь дом. Я был быстрее. Одним прыжком я оказался рядом и плотно зажал ей рот ладонью.
— Тихо! — прошипел я ей на ухо. — Не вздумай кричать. Соседи и так косо на меня смотрят. Нам не нужны лишние вопросы.
— Мммф! Он живой! — промычала она, её глаза были размером с блюдца.
— Что? А, да. Он живой. Вернее, не совсем живой. Скажем так, он — не мёртвый. Это сложно.
Я осторожно убрал руку. Аглая сделала несколько глубоких, судорожных вдохов, но не закричала. Она смотрела на Костомара со смесью ужаса и… неудержимого любопытства.
— Он… он живой скелет? Как это вообще возможно? Это же противоречит всем законам магии!
— Да. И он очень обидчивый, так что будь с ним повежливее, — предупредил я. — Костомар, позволь представить — это Аглая. Наша временная гостья. Аглая, это Костомар. Мой… э-э… дворецкий.
— Я ем грунт! — произнёс Костомар неожиданно радостным, скрипучим голосом и, сделав шаг вперёд, протянул ей свою костлявую руку для поцелуя.
Аглая, после секундного колебания, с опаской подала ему свою руку. Костомар с изяществом, которому позавидовал бы любой аристократ, склонился и «поцеловал» воздух в паре сантиметров над её пальцами.
— Он… он говорит? — она всё ещё была в шоке.
— Только одну эту фразу. Но с десятками разных интонаций. Ты быстро научишься его понимать. Это как изучать новый, очень экзотический язык.
— Я ем грунт, — подтвердил Костомар с чувством собственного достоинства.
— Вот. Сейчас это означало «приятно познакомиться, мадемуазель», — перевёл я.
Следующие полчаса прошли в сюрреалистической беседе.
Аглая, забыв про страх, с горящими от любопытства глазами расспрашивала о Костомаре. А тот старательно отвечал ей своей единственной фразой, меняя интонации с вопросительной на утвердительную, с радостной на печальную.
К концу этого странного разговора они, кажется, уже почти понимали друг друга без моего перевода.
Я смотрел на эту картину — беглая аристократка, оживший рыцарь-скелет и я, некромант-лекарь, — и думал, что моя жизнь в этом мире становится всё более и более странной. И, как ни парадоксально, всё более… интересной.
После ужина, который, к слову, был великолепен, Костомар тактично удалился на кухню, чтобы не смущать Аглаю видом жующего (вернее, делающего вид, что жуёт) скелета. Я дал им ещё полчаса на их странную светскую беседу, а затем решил, что пора приступать к главному.
— Мне нужна твоя помощь, — сказал я Аглае. — Ничего сложного и абсолютно безопасно. Просто нужно будет постоять некоторое время в ритуальном круге.
— Это… какой-то магический ритуал? — в её глазах мелькнула смесь страха и неудержимого любопытства. — Это не опасно?
— Нет. Представь, что я — это мост. С одной стороны — мир живых, который будешь представлять ты. С другой — мир мёртвых, который представят Нюхль и Костомар. А я, стоя посередине, должен буду сбалансировать эти потоки внутри себя. Провести, так сказать, стабилизацию системы.
Я достал из шкафа мешочек с меловым порошком, смешанным с серебряной пылью, и начал чертить на полу гостиной сложный узор. Тройной концентрический круг. В центре — для себя, с рунами концентрации и трансформации. По бокам — два малых круга для моих «якорей», с символами жизни и смерти.
Костомар с сомнением посмотрел на начерченный для него круг.
— Я ем грунт?
— Да, Костомар, это абсолютно безопасно. Просто стой ровно и не двигайся. Представь, что ты снова на посту у ворот Цитадели.
Аглая, чуть помедлив, решительно встала в свой круг. Нюхль деловито устроился в своём. Костомар занял третий, выпрямившись во весь свой двухметровый рост.
Идеально. Я встал в центр и начал ритуал.
Слова на древнем, давно забытом языке полились сами собой. Жесты, направляющие потоки энергии. Я чувствовал, как Жива в моём Сосуде начинает бурлить, сопротивляться, не желая подчиняться чуждой ей структуре.
Но присутствие двух полюсов — живой, полной энергии Аглаи и мёртвых, холодных фамильяров — создавало необходимое напряжение, нужный баланс, который позволял мне «ковать» новую, более прочную форму для моего Сосуда.