Напротив него, неподвижный, как статуя, сидел Павел Сергеевич Крутов, начальник службы безопасности клиники.
Бывший полицейский полковник, человек с короткой стрижкой, тяжёлой челюстью и глазами, которые давно разучились выражать что-либо, кроме подозрения.
Человек с повадками бульдога, верного хозяину, но готового перегрызть глотку любому чужаку.
— Докладывайте, — Морозов откинулся в кресле, соединив кончики пальцев в замок.
— Александр Борисович, мы получили полный отчёт от нашего внедрённого агента по инциденту на приёме у графа Бестужева. Объект, доктор Пирогов, присутствовал. Произошла дуэль между князем Долгоруковым и поручиком Свиридовым.
— Я в курсе, — сухо прервал его Морозов. — Свиридова привезли к нам час назад. Диагноз — «острая энергетическая дисфункция». Что за бред?
— Это официальная версия, Александр Борисович. Пирогов лично его реанимировал после, цитирую, «сердечного приступа, вызванного шоком от магического артефакта».
— А неофициальная? — Морозов сузил глаза.
Крутов заметно замялся.
Для человека, который всю жизнь оперировал фактами — пулями, ножами, протоколами допросов, — следующий пункт отчёта звучал как выдержка из дешёвого готического романа.
— Наш агент среди прислуги докладывает о вспышке необъяснимого серебристо-чёрного свечения в момент, когда Пирогов работал с телом. И… — он сделал паузу, подбирая слова, — агент клянётся своей честью и головой, что на мгновение видел в подсобке, куда отнесли Свиридова, оживший человеческий скелет в полный рост.
Другой на месте Морозова рассмеялся бы. Списал бы всё на пьяные бредни прислуги или излишнее усердие агента.
Но Морозов не смеялся.
Он слишком долго работал в этой сфере, чтобы не знать, что самые безумные слухи иногда оказываются самой страшной правдой.
Его лицо стало каменным, непроницаемым. В его голове разрозненные до этого факты — аномальный результат на «Сердце Милосердия», серия чудесных, невозможных диагнозов, непонятная тяга к моргу, а теперь и это — начали складываться в единую, пугающую картину.
Он медленно встал, подошёл к огромному окну и уставился на огни ночной Москвы.
Оживший скелет… Некромантия.
Самая тёмная, самая запрещённая из всех магических школ. За которую в Империи полагалась одна награда — очищающий огонь Инквизиции.
Неужели этот выскочка-бастард… не просто гениальный врач? Неужели он… нечто гораздо более древнее и опасное?
Он долго молчал, глядя в темноту. А затем произнёс, скорее для себя, чем для начальника охраны:
— Так вот оно что, — произнес он тихо, почти про себя. — Значит, я был прав. Это не просто особый дар. Это запретная, грязная магия.
Он медленно повернулся к Крутову. Его лицо было маской. Голос стал ледяным, отточенным, как хирургический скальпель.
— Усилить наблюдение. Мне нужно знать о каждом его шаге, каждом вздохе, каждом пациенте, к которому он прикасается. И подготовьте «Особый протокол».
Даже для бывалого жандарма эта фраза означала одно — санкционированное убийство без суда и следствия. Крутов напрягся.
— «Особый протокол»? Александр Борисович, вы уверены?
— Если мои подозрения подтвердятся, его нужно будет устранить. Тихо. Чисто. Без свидетелей. Чтобы это выглядело как несчастный случай. Передозировка снотворного в его новой квартире. Внезапный сердечный приступ во время ночного дежурства. Вы меня понимаете, Павел Сергеевич.
— Но он же спасает жизни, — осторожно заметил Крутов. Это было не моральное возражение. Это был вопрос прагматика. — Он спасает аристократов. Он приносит клинике огромные деньги и репутацию. Он полезен.
— Он практикует запрещенную магию. В стенах моей клиники, — отрезал Морозов, и в его голосе прозвучал металл. — Павел Сергеевич, вы понимаете, что это значит? Это чума. Грязь, которая, если просочится наружу, уничтожит всё, что я строил двадцать лет. «Белый Покров» — это храм науки, оплот современной медицины, а не прибежище для адептов запрещённой магии. Если об этом узнают в Тайной Канцелярии или в Инквизиции, нас не просто закроют. Нас сотрут в порошок. Вместе со всеми нашими влиятельными пациентами.
— Понял, — Крутов поднялся. — Когда?
— Дайте мне ещё пару дней. Мне нужны неопровержимые доказательства. Для отчёта… перед кем надо. А потом… действуйте.
Крутов молча кивнул и вышел из кабинета, как машина, получившая программу. Морозов остался стоять у окна, глядя в темноту. Он подошёл к бару, налил себе бокал дорогого коньяка.