Я подошёл на шаг ближе, наблюдая за её реакцией. Она не дышала.
— Сначала была легкая аритмия. Он списал это на возраст и стресс на работе. Потом появилась одышка при подъёме по лестнице. Слабость по утрам. Отёки на ногах к вечеру. Классическая картина хронической сердечной недостаточности, которую ни один врач не отличил бы от естественного течения болезни.
— Откуда вы… — прошептала она.
Её вопрос был предсказуем. Она всё ещё думала, что я говорю только о её муже. Пора расширить поле зрения.
— Я патологоанатом, баронесса. Для меня тело — это книга. И я читаю не только следы яда. Я вижу и то, что вы так тщательно скрываете пудрой.
Она инстинктивно коснулась щеки. Рефлекторное, выдающее её с головой движение.
— Он бил вас. И не только вас. Вашего сына тоже. Особенно когда напивался. Свежий кровоподтёк на вашем запястье, — я указал на её руку, лежавшую на колене, — не старше трёх дней. Судя по форме и расположению, это след от сильного захвата мужской рукой. Он схватил вас, когда вы инстинктивно выставили руку, пытаясь защитить ребёнка. Верно?
Последнее слово прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Как окончательный диагноз.
Слезы текли по её щекам, оставляя тёмные дорожки на дорогом макияже. Но это были не слёзы вины. Это были слёзы человека, чью страшную правду наконец-то кто-то увидел и назвал своим именем.
— Вы правы, — её голос был тихим, но в нём появилась твёрдость. — Но не во всём. Он был не просто жестоким мужем. Он был чудовищем.
Она подняла на меня глаза, и в них больше не было страха. Только лёд.
Я слушал, не перебивая. История была… цельной. Мотив — сильным.
— Автомобильные салоны «ДорАвто» — вы знаете о них? — спросила она. — От отца ему достались три. Скромный, но прибыльный бизнес. За пять лет он расширил империю до двадцати салонов по всей Москве.
— Впечатляющий успех, — заметил я, подталкивая её дальше.
— Построенный на крови! — выпалила она. — Купец Мельников отказался продать свою мастерскую на окраине. Через неделю — несчастный случай. Его автомобиль врезался в дерево на пустой загородной дороге. Братья Соколовы не уступили ему территорию под новый салон в центре. Через месяц пожар уничтожил их дом вместе с ними. «Неосторожное обращение с мангалом» — таким было заключение полиции.
Екатерина встала и начала мерить шагами холодный кафельный пол морга.
— Он хвастался этим! Рассказывал мне за ужином, как ловко устранил очередного конкурента. При ребёнке! Мой восьмилетний сын сидел за столом и слушал, как его отец с улыбкой описывает подробности убийств!
Убийства конкурентов, хвастовство перед ребёнком — это не просто бытовое насилие. Это портрет патологического садиста, упивающегося своей безнаказанностью. Её рассказ приобретал логическую завершённость.
— И вы решили это прекратить, — констатировал я.
— Я пыталась по-другому! — она резко остановилась и повернулась ко мне. — Я просила, умоляла его остановиться, грозила разводом. Он избил меня до полусмерти. Сказал, что если я попытаюсь уйти или обратиться в полицию, он убьёт моего сына. «Несчастный случай на прогулке, дорогая, — она с отвращением передразнила его вкрадчивый голос. — С мальчиками всякое бывает». Тогда я поняла — либо он, либо мы.
Она закончила. В воздухе пахло правдой — горькой и ядовитой, как наперстянка. Её история не вызывала у меня жалости. Но она вызывала… понимание. Логику. Её действия были ответом на прямую угрозу существованию её и её потомства. Рациональный, хоть и незаконный акт самосохранения.
Она смотрела на меня, ожидая приговора. Судьёй, свидетелем, палачом — она не знала, кем я стану для неё.
Но у меня был другой вопрос.
Что теперь мне делать с этой правдой?
Итак, что мы имеем? Убийство, совершённое с помощью яда. Мотив — самозащита и защита потомства. Жертва — серийный убийца, садист и домашний тиран. С точки зрения баланса, его устранение является положительным событием. Мир определённо стал чище и безопаснее без барона Доронова.
Это не сочувствие. Это объективная оценка ситуации. Мёртвых не воскресить. Моя задача — работать с живыми. А она, Екатерина Доронова — это ресурс. Высокопоставленная, богатая, теперь ещё и полностью зависимая от меня вдова.
Баронесса со связями в высшем свете — это не просто союзник, это ценнейший актив. Глупо разбрасываться такими активами ради абстрактного «торжества закона», который в её случае, очевидно, не сработал.
Решение было принято.
— Я не выдам вас, баронесса, — объявил я. Мой голос прозвучал ровно, как будто я сообщал время.