Просто вывести её отсюда было нельзя — в таком состоянии она могла наделать глупостей и поднять тревогу. Моя задача усложнилась: мне нужно было не просто спасти остальных, но и как-то «перезагрузить» её сознание, не вызвав при этом необратимых повреждений.
Я сменил тактику.
— Анна, — сказал я, меняя тон на более деловой. — Расскажите мне об этом зале. Опишите девушек, которых вы там видите. Каждая деталь, каждая мелочь может быть важна.
Охота на «коллекцию» Морозова началась. И моим единственным проводником была пациентка, застрявшая во времени.
Костомар стоял неподвижно за моей спиной, но я услышал тихий, сухой щелчок — звук костяных суставов, сжимающихся под нечеловеческим давлением. Он понял. Понял всё без слов.
— Я ем грунт, — произнёс он, и это был не вопрос и не утверждение. Это был низкий, вибрирующий звук, похожий на скрежет камней глубоко под землёй. Холодная, абсолютная ярость.
Даже для меня, Архилича со стажем, существовали границы. От моей руки падали легионы. Но это была война. Это была политика. Это было выживание вида. Я никогда не опускался до того, чтобы ломать беззащитных ради садистского удовольствия.
Власть, построенная на страхе и насилии — это власть рабовладельца, признак фундаментальной слабости. Она хрупка и требует постоянного контроля. Настоящая власть — это когда сильнейшие следуют за тобой добровольно, не из страха, а из уважения к твоей силе и мудрости. Мои личи, мои рыцари смерти — они служили мне, потому что видели во мне порядок и цель.
Я смотрел на дрожащую Анну и ставил диагноз её мучителю. Морозов — не властитель. Он — паразит. Мелкая, трусливая тварь, упивающаяся страданиями тех, кто слабее. Он не строит империю. Он коллекционирует бабочек, предварительно оторвав им крылья.
— Я ем грунт? — Костомар сделал едва заметный шаг к двери, его пустые глазницы были вопросительно устремлены на меня. Он — оружие, ожидающее команды.
— Нет, — покачал я головой, кладя руку на его костяное плечо, чтобы остановить. — Эмоции — плохой советчик в тактике. Наша первая цель — эвакуация заложников.
— Я ем грунт, — кивнул Костомар, давая понять, что готов в любую секунду броситься, найти похитителя и разорвать его. Однако для Морозова у меня была приготовлена куда более изощрённая участь. Смерти он не заслуживал. Пока.
Я посмотрел на Анну.
— Сначала спасаем невинных. Месть подождёт.
Мой тон не оставлял места для возражений. Это был не отказ. Это была отсрочка приговора.
Я смотрел на Анну, и холодный расчёт вытеснил первоначальную ярость.
Морозов был много кем, но он точно не был дураком. Соискательницы на должность младшего медицинского персонала. Девушки из провинции, приехавшие в столицу за мечтой о лучшей жизни.
Без влиятельных родителей, без связей, без денег на хороших адвокатов. Их исчезновение легко списать на суету большого города. Сбежала с ухажёром, нашла другую работу, вернулась домой, не предупредив. Идеальные жертвы — невидимые, безгласные. Умно. Отвратительно, но с тактической точки зрения — безупречно.
Проблема была не в Морозове. И не в том, как спасти девушек. Проблема была во мне.
Сейчас я — ординатор на испытательном сроке. Формально — взломщик, находящийся в личных апартаментах главврача в четыре часа утра. Если я просто выведу отсюда девушек, Морозов не будет кричать о похищении. Он умнее.
Он заявит о взломе с целью кражи документов для шантажа. Девушек он представит как пациенток из частного крыла, которых я, воспользовавшись их невменяемым состоянием, пытался использовать в своих целях.
Его слово против моего. Главврач частной имперской клиники против безродного ординатора с сомнительным прошлым. Он обернёт ситуацию так, что я из спасителя превращусь в преступника. У него хватит хитрости и связей, чтобы выйти сухим из воды, а меня — утопить.
Значит, просто спасти их недостаточно. Нужно сделать так, чтобы у него не было шансов на оправдание.
— Нужны свидетели, — сказал я. — И официальный повод.
Не просто спасательная операция. Мне нужно было срежиссировать спектакль. Спектакль, в котором я буду не взломщиком, а героем. А Морозов — злодеем, пойманным с поличным на глазах у всего честного народа.
Я снова повернулся к Анне.
— Анна, подумайте, — я снова сел рядом с ней, взял её за руку, проверяя пульс. Он был частым, но стабильным. — Постарайтесь вспомнить. Где именно этот зал, где вы ждали собеседования?
— Внизу, — она неуверенно махнула рукой. — Или наверху? Я не помню… Нас вели по какой-то служебной лестнице. Там было много ступенек.