— В операционную! — рявкнул я на оцепеневших санитаров. — Живо! Ему нужна полноценная операция, я его только стабилизировал! Или вы и этот диагноз будете два часа проверять через рентген⁈
Орлов стоял как громом поражённый.
Из жалкого, капризного нытика с «аллергией на боль» я за долю секунды превратился во властного, уверенного в себе специалиста, отдающего приказы в его собственном отделении.
Контраст был настолько резким, что его мозг, очевидно, отказывался обрабатывать информацию.
— Но… как… — пролепетал он. — Ваша рука… вы же только что…
— Я пациент с вывихом, который вправил себе руку сам, — усмехнулся я. — И заодно врач, который не даёт вам отправить живого человека в морг по вашей халатности. Вопросы зададите потом, в кабинете у главврача. А сейчас — спасать!
Мои слова подействовали. Санитары, очнувшись от ступора, подхватили каталку и бегом покатили её по коридору в сторону операционного блока.
Я шёл быстрым шагом следом, на ходу отдавая распоряжения ошеломлённой медсестре, которая семенила рядом, пытаясь записывать в блокнот:
— Подготовить дренаж для перикарда! Кровь второй группы, резус положительный, для переливания! И позовите мне дежурного хирурга! Любого, кто не спит на ходу и в состоянии отличить скальпель от столового ножа!
Глава 2
У самых дверей операционной, откуда пахнуло холодом и стерильностью, нас встретил дежурный хирург. Он вышел навстречу, вытирая руки полотенцем, и его появление мгновенно остановило нашу суетливую процессию.
На его бейдже было наспех нацарапано: «Сытин П. В.»
Лет сорок пять, ранние седые виски, усталые, но внимательные глаза человека, который видел слишком много смертей, чтобы чему-то удивляться.
В его позе, в том, как он вытирал руки, чувствовалась уверенность опытного ремесленника, а не теоретика.
Консерватор. Человек системы, который, судя по всему, терпеть не может сюрпризы, импровизации и особенно — чужаков на своей территории.
— Стоп! — его голос был не громким, но властным. Он преградил мне путь своим телом. — Кто вы такой?
— Доктор Пирогов, клиника «Белый Покров», — представился я. — Я стабилизировал пациента с тампонадой сердца.
— Спасибо за вашу, без сомнения, неоценимую помощь, — тон Сытина был формально вежливым, но холодным, как его операционная. — Но дальше — это наша работа. Мы справимся. Санитары, в предоперационную.
— Пациент крайне нестабилен, — категорично возразил я. — Моя стабилизация была временной. Я должен присутствовать на операции.
— Исключено, — отрезал Сытин, даже не повернув в мою сторону головы. Он смотрел на пациента, оценивая фронт работ. — Вы посторонний. У вас нет ни допуска, ни привилегий для работы в операционном блоке Городской больницы номер один. Протокол есть протокол. Охрана, проводите доктора к выходу.
За его спиной маячили два санитара — здоровенные мужики с лицами портовых грузчиков, готовые по первому его слову вышвырнуть меня вон. Силой здесь было не прорваться.
Да и скандал мне был абсолютно не нужен — он привлёк бы лишнее внимание начальства, а затем, возможно, и городской стражи.
Я быстро оценил ситуацию.
Сытин был не просто раздражён моим присутствием. Он нервничал. Необычный случай, пациент на грани смерти, а тут ещё какой-то выскочка из «Белого Покрова» с претензиями.
Он боялся. Боялся ответственности. Боялся, что пациент умрёт у него на столе, и ему придётся писать горы объяснительных, почему он пустил в операционную постороннего.
Страх. Лучший мотиватор. И лучший инструмент для манипуляции.
А ставки для меня были высоки. Если меня не будет рядом, когда парень очнётся после наркоза, я не получу его благодарность. Не получу свою заслуженную порцию Живы. Все мои усилия, весь риск, вся эта гениальная охота — всё пойдёт прахом. Я останусь с жалкими крохами в Сосуде.
Нужен был другой подход. Более… творческий.
— Хорошо, доктор Сытин, — я поднял руки в примирительном жесте, изображая полную покорность. — Вы правы. Протокол важнее всего. Оперируйте.
Сытин удивлённо приподнял бровь.
Он явно не ожидал такой лёгкой и быстрой капитуляции от наглого выскочки. Он коротко кивнул и, удовлетворённый своей маленькой победой, направился к массивным дверям операционной.
— Только вот… доктор Сытин, — окликнул я его, когда он уже взялся за ручку. — Имейте в виду…
Он обернулся, его лицо снова исказилось от раздражения.
— Что ещё?
Я не ответил сразу.
Просто посмотрел на него. Спокойно, внимательно, давая тишине сделать своё дело. Я видел, как его раздражение сменяется недоумением, а затем — лёгкой тревогой.