Сверху я наложил простую, базовую иллюзию — тонкую плёнку света, которая для любого постороннего взгляда делала кожу на плече идеально гладкой и здоровой.
— Это продержится дня три, может, четыре, — сказал я, убирая руку. — За это время найдёшь мне всю возможную информацию о Сером Волке. Где его логово, какие у него привычки, слабости. Мне нужно всё.
— Ты… ты сможешь это снять? — в голосе Аглаи впервые за долгое время прозвучала не паника, а робкая надежда.
Я посмотрел на место, где под иллюзией скрывалась уродливая дыра в реальности.
Такие метки, как и проклятья — это оружие слабых. Удар из-за угла, в спину. Признание собственной неполноценности. В моём старом мире за такое вызывали на ритуальную дуэль и сжигали дотла.
— Терпеть не могу такую работу, — сказал я вслух. — Это грязно, неэстетично и трусливо. Так что да, сниму. Из чистого принципа.
Проводив Аглаю обратно к отцу, я направился в палату к своему «долгосрочному проекту» — коматознику Кириллу Красникову. Нужно было проверить результаты анализов, которые я назначил вчера.
Отсутствие благодарности — это отсутствие сознания. Но кома — это лишь симптом. Где-то должна быть причина, которую я упускаю.
Каково же было моё удивление, когда, войдя в тихую палату, я обнаружил там Петра Александровича Сомова. Он не осматривал пациента, не изучал карту. Он просто стоял у окна, заложив руки за спину, и задумчиво смотрел на суету в больничном дворе.
— Пётр Александрович? — я прошёл внутрь. — А я думал, вы пропали. Всё отделение стоит на ушах, вас ищут.
— Всё верно, — он горько усмехнулся, не оборачиваясь. — А я вот прячусь. Как мальчишка, сбежавший с уроков.
Его голос звучал непривычно — в нём не было ни обычной начальственной уверенности, ни научного азарта. Только глубокая, вселенская усталость.
Подходя к кровати пациента и делая вид, что проверяю показатели на мониторе, я отметил про себя, что он в той же одежде, что я его видел вчера утром. Значит, из больницы он не уходил.
Интересный поворот. Победитель, который должен праздновать триумф, прячется от своей армии. Что-то пошло не по плану.
— От чего прячетесь? — спросил я, присаживаясь на стул у кровати.
— От ответственности, — Сомов медленно повернулся. Его лицо было бледным и осунувшимся. Он снял очки и устало потёр переносицу. — Вчера поздно вечером, после ареста Морозова, мы долго общались с графом Бестужевым. Он предложил мне должность исполняющего обязанности главврача. «Больше некому», — так он сказал.
Логично. На безрыбье и рак — рыба. В клинике, где половина руководства — воры, а вторая половина — трусы, Сомов — единственный логичный кандидат. Компетентный, амбициозный и теперь ещё и обязанный мне.
Все в целом и шло по нашему плану «Сомов-главврач». Но что-то пошло не так.
— И вы согласились? — спросил я, хотя ответ был очевиден.
— Сначала — да. Конечно, да. Это же то, к чему я шёл двадцать лет. А потом… началось. Ночные звонки. Бумаги, которые нужно было подписать здесь и сейчас. Отчёты для следствия. Запросы из министерства. Сегодня в полдень нужно быть в управлении, чтобы подписать окончательные документы о назначении, а я… я сбежал. Спрятался здесь. Как мальчишка.
— Сомневаетесь, что справитесь? — предположил я.
Он посмотрел на меня, и в его глазах я увидел не страх, а глубокую, честную неуверенность.
— Я хороший врач, Святослав. Возможно, даже очень хороший. Но администратор? Руководитель такой махины? Я не уверен. Морозов, при всех его пороках, был гениальным управленцем. Он держал эту клинику в железном кулаке. А я… я привык сражаться с болезнями, а не с бюджетами и интригами.
Я слушал его и анализировал.
Мой тщательно выстроенный план по захвату власти в клинике дал трещину в самом неожиданном месте — в психологии моего главного актива.
Сомов, которого я видел как идеальную, амбициозную фигуру для управления, внезапно проявил симптомы острого профессионального выгорания, смешанного с панической атакой.
Мне не нужен мямля во главе клиники. Но и второй Морозов, железный диктатор, тоже не нужен. Мне нужен управляемый, но решительный руководитель. Тот, кто будет заниматься бумагами, пока я занимаюсь настоящей работой.
Сомов мог им стать.
У него были все данные — ум, опыт, репутация. Просто сейчас он был сломлен внезапно свалившимся на него объёмом ответственности. Это было похоже на то, как опытного хирурга, привыкшего работать скальпелем, внезапно заставляют дирижировать целым оркестром.
Каждый может сломаться перед большой, непривычной задачей. Даже Архилич, столкнувшись с необходимостью лечить, а не воскрешать, поначалу испытывал… дискомфорт.