— Что «па»⁈ — я встряхнул его, пытаясь силой удержать ускользающее сознание. — Палата? Пароход? Говори!
— Па-а-арк, — последнее слово вырвалось из него вместе с остатками некромантической энергии. Это был не звук, а скорее, его тень. Хриплый, едва слышный выдох.
Тело в моих руках обмякло. Голова безвольно упала на грудь, фиолетовое свечение в глазах окончательно погасло, оставив после себя лишь пустую, стеклянную муть. Алексей Волк-Ветров снова стал трупом — теперь уже окончательно.
Я отпустил его и отшатнулся назад, тяжело опираясь на край соседнего стола.
Тишина морга снова вступила в свои права.
Парк. Он сказал «парк».
В Москве сотни парков — от крошечных скверов до огромных лесных массивов. Осталось выяснить, в каком именно.
Задача из невыполнимой превратилась в почти невыполнимую. Но это был след. Единственный, который у нас был.
Тяжёлая стальная дверь морга захлопнулась за мной с гулким лязгом, отрезая мир мёртвых от мира живых. Я едва держался на ногах, опираясь о холодную стену коридора.
В приёмной меня ждали все. Они замерли, увидев меня. Ярк, Долгоруков, Аглая и даже Семеныч, который с профессиональным интересом разглядывал нашу компанию.
— Ну что? — Ярк вскочил, делая шаг мне навстречу. В его голосе не было терпения.
— Ваксин, — выдохнул я. Мой голос был сухим скрежетом, слова царапали пересохшее горло. — Один из людей Волка. Он в парке.
— В каком парке? — практично уточнил Долгоруков. — В Москве их десятки!
— Вот это и нужно выяснить.
Ярк не стал терять ни секунды. Он уже доставал телефон.
— Алло? Это я. Срочно допросите Пашу — где банда Волков обычно собиралась? В каких парках? — он на мгновение замолчал, слушая ответ. Его лицо просветлело. — Что? Только в одном? Отлично!
Он повернулся к нам, и в его глазах снова зажглась искра надежды.
— Сокольники. Волки контролировали восточную часть парка. Там их территория.
Через пятнадцать минут кортеж из чёрных автомобилей без номеров мчался к Сокольникам. Я сидел, откинувшись на мягкую кожу заднего сиденья, и старался не потерять сознание, концентрируясь на ровном дыхании.
Каждый толчок на неровностях дороги отзывался тупой болью во всём теле.
Четыре процента.
Я мысленно проверил Сосуд.
Цифра горела в сознании красным сигналом тревоги. Это было уже не просто число на ментальной шкале; это было физическое ощущение. Холодный вакуум в центре груди, медленно расширяющийся, высасывающий тепло.
Проклятье, почувствовав мою слабость, перешло от пассивного расхода к активному потреблению. Оно было хищником, и оно почуяло кровь. Мою кровь.
— Эй, вы там живы? — Долгоруков обернулся с переднего сиденья. Его обычная бравада сменилась плохо скрытым беспокойством.
— Пока что, — шепнул я, не открывая глаз.
Ярк тем временем превратился в полевого командира. Он говорил по защищённой линии связи, его голос был чётким и властным, как удар хлыста. Через свои каналы он за несколько минут получил фотографию Ваксина — худощавый парень лет двадцати пяти с острыми, хищными чертами лица и странными зелеными глазами.
— Рассылаю всем нашим людям, — объявил он, закончив разговор. — Пятьдесят человек уже на подходе к парку. Оцепят периметр. Прочешут каждый куст за час. Он не уйдёт.
У главного входа в парк уже собрались люди Ярка. Суровые, молчаливые мужчины в тёмных костюмах, они бесшумно растворялись в ночных тенях, вооружённые и готовые к бою.
Атмосфера напоминала предрассветную тишину перед штурмом.
— Святослав Игоревич останется здесь с Аглаей, — распорядился Ярк, его голос был сухим и деловым. Он окинул меня быстрым, оценивающим взглядом. — В вашем состоянии в парк соваться опасно.
Он был прав.
Спорить было бы пустой тратой драгоценного дыхания, которого мне и так не хватало. Моё тело было ненадёжным инструментом, едва державшим строй. Только воля Архилича заставляла его оставаться в вертикальном положении.
Отправляться в погоню было всё равно что посылать дорогую фарфоровую вазу в кабацкую драку. Я молча кивнул.
Группы разошлись, растворяясь в темноте парка, как отступающий прилив. Мы остались одни у холодного бока бронированного автомобиля. Аглая с тревогой смотрела на меня, её лицо в свете далёкого фонаря казалось почти прозрачным.
— Тебе совсем плохо, — констатировала она. Это был не вопрос, а симптом.
— Бывало хуже, — соврал я.
Главный источник Живы, который мог бы сейчас вытащить меня из этой ямы — это благодарность самой Аглаи за её будущее спасение. Жаль, что её нельзя получить авансом. Подойти и сказать: «Будьте любезны, испытайте ко мне чувство глубочайшей благодарности прямо сейчас. Мне это нужно, чтобы у меня появились силы вас спасти».