Из его пасти вырвался не вой, а ультразвуковой удар, который заставил заложить уши и задрожать землю под ногами. Это была не физическая сила, а психическая атака.
Он не побежал. А согнул мощные задние лапы и выстрелил собой с земли, как ядро из мортиры. Прыжок. За ним еще один…
Для меня время растянулось, превратившись в густую, вязкую жидкость. Я видел всё в деталях: летящие капли слюны с его клыков, блеск когтей, нацеленных мне в горло, концентрированную жажду убийства в его жёлтых глазах.
Мой мозг отдавал команду «уклониться», но тело не слушалось. Оно кричало в ответ, что в нём не осталось топлива даже на один резкий шаг в сторону. Я был идеальной, неподвижной мишенью.
Диагностика завершена. Переговоры провалились. Пациент признан неизлечимым. Время для хирургического вмешательства. Свинцового.
— Договориться не получится! — мой голос звучал твердо. — Огонь!
Это единственное слово подействовало как ключ в замке. Застывшая на поляне картина взорвалась.
Звук был не серией выстрелов, а единым, оглушительным рёвом, который ударил по ушам и грудной клетке. Воздух наполнился запахом пороха и озона от сгорающей магии оружия.
Поляна, до этого залитая холодным лунным светом, на мгновение озарилась десятком яростных, оранжевых вспышек. Настоящая буря из огня и стали.
Моё тело двинулось раньше, чем мозг закончил отдавать приказ. Один плавный разворот — и я заслонил собой Аглаю, которая застыла в оцепенении.
Дурацкий, сентиментальный жест. Инстинкт, вбитый в это тело за годы человеческой жизни.
А затем — холодный, прагматичный расчёт Архилича. Она — основной источник. Её благодарность — главный приз.
Если она умрёт, вся эта энергозатратная ночная прогулка станет бессмысленной. Я защищал не женщину. Я защищал свой самый ценный актив. Свою будущую порцию Живы.
Я видел, как фонтанчики тёмной шерсти и крови взрывались на теле Ваксина с каждым тяжёлым, влажным шлепком. Его не просто остановили; его насильно развернули. Свинцовый шквал отбросил его назад.
Он рухнул на землю в метре от моих ног, сотрясая землю.
Горячие капли его крови брызнули в стороны. Одна попала мне на тыльную сторону ладони. Горячее, чем человеческая.
Мозг инстинктивно провёл анализ. Температура тела — примерно сорок, сорок один градус по Цельсию. Ускоренный метаболизм, побочный эффект форсированной трансформации под действием… Чего? Якоря?
Любопытно.
Рёв выстрелов так же резко оборвался, оставив после себя звенящую тишину, нарушаемую лишь треском веток и тяжёлым дыханием стрелков.
Он лежал в луже собственной тёмной крови, искалеченный, прошитый магическими пулями. Из десятка рваных ран валил пар на холодном ночном воздухе.
Его массивная грудная клетка тяжело вздымалась. И его жёлтые глаза… они не потускнели. Они горели чистой, незамутненной ненавистью. И смотрели они прямо на меня.
Тишина.
Казалось, всё кончено.
Ярк дернулся чтобы отдать приказ о контрольном выстреле. И в этот момент окровавленная когтистая лапа метнулась с земли с невероятной скоростью.
Она не ударила, а именно схватила меня за лодыжку. Хватка была слабой, но цепкой, как у утопающего. Я молча и сурово смотрел на него, взмахнув рукой людям Левинталя, чтобы не стреляли.
Не агрессия. Отчаяние. Он не пытался меня убить. Он пытался удержать. Привлечь внимание.
С хрипом, от которого у людей Ярка побелели костяшки пальцев, Ваксин перевернулся на спину. Его жёлтые глаза, уже затуманенные пеленой смерти, были сфокусированы на мне. Из его пасти текла пенистая кровь, но он пытался говорить.
— Ты… ты… ты же… — каждое слово было булькающим, прерывающимся хрипом, борьбой с собственными пробитыми лёгкими.
Он что-то знает. Или думает, что знает. Предсмертный бред? Или последнее, отчаянное откровение? Что он мог увидеть во мне? Некроманта?
Два процента в Сосуде. Живы нет. Но есть… остатки.
Осадок.
Тёмная, концентрированная эссенция моей истинной природы. Использовать её — всё равно что вливать ракетное топливо в сломанные часы. Рискованно. Но информация могла стоить того.
Я опустился на одно колено рядом с ним, игнорируя грязь и кровь, как у постели умирающего пациента. Мои пальцы легли на его пробитую грудь.
Сгруппировал последние крохи своей родной, некромантской силы — ледяные, острые, как осколки обсидиана. И тонкой, выверенной иглой воли ввёл их прямо в его угасающее сердце. Пускай побудет там частичка моей силы.
— Что вы делаете, Святослав⁈ — голос Ярка был резким, полным недоумения. — Прикончите его!
Я поднял голову. Все они — Ярк, Долгоруков, их люди — стояли в плотном кольце, держа умирающего оборотня на десятке прицелов.