Выборгов попытался что-то сказать, но вместо слов из его горла вырвался странный, булькающий звук. Лицо резко позеленело, приобретая оттенок болотной тины. Глаза закатились, показав белки, щёки надулись, как у хомяка.
— Ой, он сейчас… — медсестра, забежавшая на крики, не успела договорить.
Выборгов резко наклонился вперёд, и его обильно вырвало прямо на постельное бельё.
— Ой, мамочки родные! — медсестра бросилась за тазиком и тряпками. — Какая гадость!
— Святослав, отойдите! — Костик схватил полотенце. — Мы сейчас всё уберём! Это же антисанитария!
Но я не сдвинулся ни на сантиметр, продолжая удерживать голову пациента и сканировать его некромантским зрением.
— Уборка подождёт. Сейчас важнее диагностика. Выборгов, не двигайтесь! Это критически важно!
Что-то активно блокирует моё зрение. Я анализировал, напрягая тёмную силу до предела. Это не было похоже на магическую защиту — она бы выглядела иначе, как структурированный щит.
Это было что-то… хаотичное. Оно не просто блокировало. Оно чувствовало моё вторжение и инстинктивно уходило от него, как стая рыб уходит от хищника.
Но как живое может мешать некромантии?
Моя сила — это сила смерти. Она игнорирует плоть, видя лишь её угасающую суть. И эта тварь, кем бы она ни была, мешала мне.
Это было невозможно. И это делало случай вдвойне интересным.
Пока медсестра и Костик носились вокруг с вёдрами, тряпками и дезинфицирующими растворами, создавая иллюзию борьбы с антисанитарией, я заметил критические изменения в состоянии Выборгова.
Он перестал кричать. И это было гораздо хуже.
Агония, какой бы ужасной она ни была, — это признак борьбы. Это реакция живого организма на боль. А тишина — это капитуляция.
Его глаза, ещё минуту назад дикие от боли, горящие животным ужасом, стали мутными, словно покрылись тонкой пеленой. Зрачки расширились неравномерно — правый был заметно больше левого.
— Выборгов? — я похлопал его по щеке. — Вы меня слышите? Ответьте!
— М-м… а-а-а… — из его горла вырвался невнятный стон, больше похожий на мычание коровы.
— Сколько пальцев я показываю? — я поднял три пальца прямо перед его лицом.
Он смотрел сквозь них, не фокусируя взгляд. Его глаза двигались несинхронно — левый смотрел почти прямо, правый косил куда-то вбок.
— Выборгов! Очнитесь! — я резко щёлкнул пальцами у его правого уха.
Никакой реакции. Даже моргательный рефлекс был замедлен.
Я щёлкнул у левого уха — слабое вздрагивание.
Асимметрия реакций. Правая сторона страдает больше. Логично — очаг, который я видел, находился именно в правой височной доле.
— Что с ним происходит? — испуганно спросила Анна, которая всё ещё стояла в дверях, прижав к носу шёлковый платок из-за запаха. — Он что, умирает?
Костик бросил грязную тряпку в ведро и кинулся к пациенту, отталкивая меня в сторону.
— Дайте посмотреть! Зрачки! Смотрите на зрачки! — прокричал он.
Достал из кармана диагностический фонарик и посветил в глаза Выборгову.
— Правый зрачок — пять миллиметров, левый — три! Анизокория! Реакция на свет вялая, замедленная! — озвучил выводы он.
Костик схватил неврологический молоточек и проверил сухожильные рефлексы. Ударил по колену. Нога едва дёрнулась.
— Коленный рефлекс резко снижен! — он проверил второе колено. — Слева лучше, чем справа!
Затем локтевые рефлексы — та же самая картина.
— Это отёк мозга! — Костик повернулся ко мне, и в его глазах была чистая паника. Он наконец-то сложил два и два. — Острая окклюзионная гидроцефалия! У него этот гнойник, абсцесс, который мы видели на МРТ, он увеличился и перекрыл отток ликвора!
Он схватил меня за плечи, его пальцы вцепились в мой халат.
— Святослав, вы понимаете, что происходит? Спинномозговая жидкость не может оттекать! Она накапливается в желудочках мозга! Внутричерепное давление растёт с каждой минутой! Если не поставить шунт для дренажа прямо сейчас, он умрёт от вклинения ствола мозга в большое затылочное отверстие!
Я молчал, слушая его паническую, но абсолютно верную лекцию по нейрохирургии.
Он был прав. Во всём. Кроме одного. Он видел абсцесс. А я видел нечто другое.
И я понимал, что обычная дренажная трубка не решит проблему. Она лишь на время сбросит давление. Но не убьёт хищника, который сидел внутри.
Я стряхнул с себя паникующие руки Костика и вернулся к пациенту. Мой мозг работал с холодной скоростью аналитической машины, отсекая все эмоции.
Активировал некромантское зрение с такой силой, что на висках выступила испарина.