Синтез тёмного искусства и науки. Идеальный симбиоз. Возможно, это проклятье — не просто клетка. Возможно, это… что-то большее.
В Сосуде осталось двадцать пять процентов Живы. Диагностика потребовала усилий, но пациент будет жить, а значит, проклятье временно удовлетворено.
Анна догнала меня в коридоре. Стук её каблуков эхом отдавался от стен, нарушая тишину моего триумфа.
— Доктор Пирогов! Подождите!
Я остановился.
— Да, Анна Алексеевна?
— Это было… невероятно! — в её глазах горел неподдельный, почти детский восторг. — Вы увидели то, что все остальные пропустили! Такую крошечную, микроскопическую деталь! Точку размером с булавочную головку!
— Дьявол кроется в деталях, — философски заметил я. — В медицине особенно. Одна упущенная мелочь может стоить жизни.
— Вы не просто врач, — она смотрела на меня с каким-то новым выражением, которое я не мог до конца расшифровать. — Вы… артист своего дела. Виртуоз. Как скрипач, который слышит одну фальшивую ноту в оркестре из ста инструментов.
Интересное сравнение. И довольно точное. Хотя в прошлой жизни меня сравнивали скорее с дирижёром. Оркестра мертвецов.
— Вы преувеличиваете, — сказал я вслух.
— Нисколько! И знаете что? Я увидела именно то, что хотела увидеть. Как вы работаете, как думаете, как принимаете решения.
Она подошла ближе — достаточно близко, чтобы я почувствовал тонкий аромат её духов. Французские, дорогие, с нотками жасмина и бергамота.
— И у меня есть к вам предложение, от которого, я уверена, вы не сможете отказаться, — хитро улыбнулась она.
Глава 10
— Прямо-таки не смогу? — я приподнял бровь. — Это звучит как угроза.
— Это звучит как обещание, — она улыбнулась, и в её глазах мелькнули озорные искорки. — Обещание чего-то невероятно выгодного. Для вас.
Предложение, от которого я не смогу отказаться? Интересный выбор слов.
Больше подходит для разговора с ростовщиком в тёмной подворотне, чем для больничного коридора.
Она играет в игру. Что ж, хорошо. Я люблю игры
— И насколько я неспособен отказаться? Абсолютно? Категорически?
— Совершенно полностью и окончательно! — она рассмеялась, и этот смех, звонкий и уверенный, привлёк внимание пробегавшей мимо медсестры. — Я уверена на все сто процентов!
— Ну что ж, давайте проверим ваше чудо-предложение.
— О нет! — она покачала головой, и её каштановые локоны качнулись в такт. — Не здесь. Не в этом больничном коридоре. Такие предложения требуют соответствующей обстановки.
Она сделала паузу, глядя мне прямо в глаза.
— Давайте встретимся вечером в более подходящем месте. Знаете ресторан «Славянский базар» на Никольской?
«Славянский базар». Разумеется, знаю.
Не какое-нибудь тихое кафе. Самая дорогая и аристократическая сцена во всей Москве. Место, где за тарелкой стерляди заключаются сделки и создаются или рушатся репутации. Это уже не просто приглашение на ужин, а демонстрация статуса.
— Конечно, знаю. Но…
— Восемь вечера, — перебила она, не давая мне возможности отказаться. Похвальное рвение. — Я забронирую отдельную комнату. Поужинаем, выпьем хорошего вина, и я расскажу о своём предложении.
Провести вечер в компании красивой, умной и явно заинтересованной мной аристократки. В роскошном ресторане. За отличным ужином. Заманчивое предложение. Очень заманчивое.
Но…
Образ взбешённого призрака, в ярости бьющегося о серебряный барьер на моей кухне, вспыхнул в памяти.
Магический круг был временной мерой. Барьер продержится до полуночи, может, чуть дольше. Если я не разберусь с ним сегодня, он вырвется.
И разъярённый дух гвардейского офицера, разгуливающий по центру Москвы, привлечёт то внимание, которого я категорически не мог себе позволить.
— Я бы с огромным удовольствием, — сказал я с самым искренним сожалением, на какое был способен. — Но у меня сегодня у бабушки именины. Обещал навестить, не могу подвести старушку.
— Бабушка? — Анна прищурилась, её взгляд стал подозрительным. — У вас есть бабушка в Москве? Вы же не москвич.
Ложь далась легко. Хорошая ложь, как и хороший диагноз, строится на деталях.
— Дальняя родственница по материнской линии. Я зову её бабушкой, хотя формально она мне двоюродная тётка отца. Ей восемьдесят два года, живёт одна, я единственный, кто её навещает.
— И что, никак нельзя перенести? — она явно расстроилась. Её идеальный план дал сбой.
— Именины — раз в год. Да и старушка может не дожить до следующих — у неё сердце шалит.
— Хорошо, — Анна тяжело вздохнула, но быстро взяла себя в руки. — Семья важнее. Это даже похвально, в наше время мало кто помнит о стариках. Тогда завтра?