Я пожал плечами.
— А чего напрягаться? Магическая вспышка без агрессивной составляющей. Обычный театральный эффект для впечатлительных барышень. Вы же не собирались меня убивать на пороге собственной квартиры. Потом замучаетесь кровь с этого персидского ковра оттирать. Пятна от крови очень трудно выводятся.
— Остроумно, — её губы изогнулись в улыбке, но глаза остались холодными, оценивающими. Она оценила контрудар. — Проходите, не стойте на пороге. Соседи могут подумать невесть что.
Приглашение прозвучало. Первый ход был сделан, ответ получен. Теперь начинается основная партия. Я шагнул через порог, вступая в её логово.
Достаточно вычурный интерьер.
Каждая картина в позолоченной раме, каждая хрустальная подвеска на гигантской люстре кричала о статусе и неограниченных ресурсах. Не дом. Театр, построенный для одного спектакля. И я, очевидно, был сегодня главным зрителем.
— Впечатляет, — констатировал я, мой голос был ровным. — Весь этаж ваш?
— Подарок отца на восемнадцатилетие, — она произнесла это небрежно, проходя в гостиную, но жест был выверен. Она устанавливала базовый уровень своего мира, где пентхаус — это обыденность. Классический приём, чтобы поставить собеседника в позицию гостя из мира попроще. — Сказал, что негоже дочери графа жить где попало. Хотя я бы предпочла особняк, но это уже жадность.
Первоначальная оценка угрозы была неверной.
Это не примитивная физическая ловушка. Вспышка света была тестом на выдержку, а не прелюдией к нападению.
Игра будет психологической.
Держать под окнами вооружённую охрану — тактическая ошибка. Это показало бы, что я ожидал грубой силы, раскрыв свои карты. Пора убирать фигуры с доски.
Пока она говорила, я не глядя достал телефон. Пальцы быстро набрали код: «Пациент стабилен. Отбой». Сообщение ушло. Теперь мы были одни. На равных.
В гостиной ждал следующий акт пьесы.
Стол, накрытый на двоих. Севрский фарфор, тяжёлое столовое серебро, хрусталь, преломляющий свет десятками радуг.
И меню… Устрицы — классический афродизиак. Фуа-гра — символ декадентской роскоши. Она задавала тон сразу по нескольким направлениям: соблазнение, демонстрация статуса, создание атмосферы расслабленности, в которой легче допустить ошибку.
— Ну вы и хозяйка, — заметил я. — Сами готовили?
— Конечно нет! — рассмеялась она. — Заказала из «Метрополя». У них лучший французский повар в Москве. Садитесь, не стесняйтесь.
Она взяла бутылку вина — Шато Марго 1890-го года. Бутылка, стоящая больше, чем годовой доход старшего ординатора. Она открыла его не с показным изяществом, а с будничной эффективностью человека, для которого это рутина.
— Умеете обращаться с вином, — отметил я.
— Папенька научил. Говорит, леди должна уметь три вещи — открывать вино, стрелять из револьвера и очаровывать мужчин. Первые два я освоила, с третьим пока разбираюсь.
Отрепетированная реплика.
Очаровательная, остроумная, призванная создать образ опасной, но утончённой женщины. Хм, разыгрывала роль, которую сама для себя написала. И надо признать, играла она неплохо.
Мы сели за стол. Анна налила вино — тёмное, почти чёрное, с рубиновыми отблесками. Я сделал глоток. Букет был сложным — нотки чёрной смородины и старого табака. Безупречно.
Анна была идеальной хозяйкой.
Не суетилась, не задавала банальных вопросов. Вела беседу — лёгкую, остроумную, как будто мы были старыми друзьями, встретившимися после долгой разлуки. Она была начитана, знала последние театральные премьеры и политические новости, умела слушать и, что важнее, умела говорить.
Она начала с рассказа о своём брате. История была забавной, но я слушал не сюжет. Я слушал подтекст.
— Мой братец Пётр тот еще ловелас, — смеялась она, отпивая вино. — На прошлой неделе умудрился закрутить интрижку сразу с тремя танцовщицами из Большого театра. И все бы ничего, но они случайно встретились на премьере «Лебединого озера». Представляете, какой разразился скандал?
Пётр, ловелас и прожигатель жизни. Слабое звено в семье Бестужевых. Тот, кого пришлось отрывать от своей любовницы.
Потенциальный рычаг давления, если понадобится. Информация принята.
Анна показывает, что она — инсайдер, а я — аутсайдер, которого она великодушно впускает в свой мир. И, наконец, это тест.
Она наблюдает за моей реакцией. Буду ли я шокирован? Осуждать? Завидовать? Она калибрует мои моральные установки.
— И как он выкрутился? — я задал вопрос, который показал мой интерес не к моральной стороне, а к тактической. Оценивал не поступок, а эффективность решения.