— Всего лишь назвал ведьмой! Кем она и является! — парировал Долгоруков.
— Ты несёшь чушь про привороты! Она не ведьма, она больна! А вместо того чтобы помочь, обвиняешь её! — продолжил нападки Ярк.
— Я видел её глаза! В них была магия! Она меня околдовала! — гнул своё Долгоруков.
— Ты просто пьян с утра пораньше, вот и всё твоё колдовство! От тебя коньяком за версту несёт! — выдал свой козырь Ярк.
Идеально. Один в плену рыцарских иллюзий и, возможно, алкоголя. Второй в плену служебного долга и отцовских чувств. Оба неадекватны и неспособны к трезвому анализу. Придётся разбирать этот клубок вручную.
Я поднял руку. Не резко. Медленно, с весомостью судейского молота.
— СТОП, — голос прозвучал твёрже металла.
Одно слово. Произнесённое тихо, но с такой силой, что они оба замолкают на полуслове.
— По одному. Ярк. Вы — старший по званию и, надеюсь, более трезвый. Докладывайте. Спокойно. По порядку. С самого начала, — велел я.
Ярк выпрямился. Он провёл рукой по разбитой губе, размазав кровь, но его голос стал ровным и почти бесстрастным. Голос солдата, составляющего рапорт.
— Девять ноль-ноль. Я находился у палаты номер семь. Граф Ливенталь убыл на плановые процедуры. В девять ноль-пять в коридоре появился барон Долгоруков. Состояние — сильное алкогольное опьянение. Походка неустойчивая, речь несвязная.
Он говорил так, словно составлял очередной отчёт по долгу службы.
— Я не пьяный! — взвизгнул Долгоруков с пола. — Я выпил для храбрости! Чтобы посмотреть в глаза этой ведьме!
Ярк проигнорировал выкрик, как помеху. И продолжил:
— Источник запаха — коньяк, предположительно «Шустов». Объём потребления — не менее половины бутылки. Он предпринял попытку войти в палату. Я преградил ему путь. В ответ он начал выкрикивать оскорбления в адрес барышни Аглаи, находящейся в бессознательном состоянии. Обвинял её в применении приворотного зелья.
Я видел, как сжимаются его кулаки. Злился он по-настоящему. Вся эта ситуация с Долгоруковым выводила его из себя.
— Так и было! — Долгоруков опёрся здоровой рукой о стул. — Вы не понимаете! Я — барон Долгоруков! Я знаю женщин! Они вьются вокруг меня, как пчёлы вокруг мёда! Но я никогда… слышите, никогда не терял голову! А с ней… это было как наваждение! Я смотрел на неё и не мог дышать! Это не любовь! Это колдовство!
Интересно. Он тоже не лжёт.
Искренне верит в то, что говорит. Его аристократическая гордость, его самооценка как опытного ловеласа не может принять факт, что он, барон Долгоруков, мог так быстро и безоговорочно влюбиться в девушку.
Приворот — идеальное объяснение. Просто, понятно и снимает с него всю ответственность. Это то, что сразу приходит на ум.
— Он попытался прорваться к её кровати, — продолжил Ярк. — Я был вынужден применить силу, чтобы его остановить. Он оказал сопротивление. Дальнейшее вы видели.
— Ты его ударил первым? — мой тон был абсолютно спокойным.
— Я его оттолкнул. Он ударил первым. Левой. Я заблокировал удар. После этого он бросился на меня, — Ярк посмотрел мне прямо в глаза.
Картина ясна. Долгоруков не был под действием приворотного зелья в прямом смысле. Он попал под влияние остаточной ауры метаморфа. Звериная сущность Аглаи, даже подавленная, обладает мощной, первобытной притягательностью.
Это не магия, это чистая биология. Феромоны, усиленные магией.
Его организм, ослабленный алкоголем и стрессом, отреагировал на этот всплеск резким, почти наркотическим «влюблением». А теперь, когда действие «наркотика» прекратилось, началась «ломка».
Его психика пытается найти рациональное объяснение пережитому аффекту. И находит его в «привороте». Классическая защитная реакция. Ярк же, в свою очередь, отреагировал как верный пёс, защищающий своего хозяина от непонятной угрозы.
Два предсказуемых механизма столкнулись. Результат — этот балаган.
— Барон Долгоруков, — я обратился к нему с формальной вежливостью. — Ваше состояние имеет все признаки острой экзогенной интоксикации афродизиаком. Проще говоря, вас целенаправленно отравили приворотным зельем.
Я решил не говорить ему, а тем более при всех, что именно Аглая всему виной. Пускай ищет виноватых где-то в другом месте. Заодно это его займет на какое-то время.
— Что? — Долгоруков моргнул, его пьяная ярость мгновенно сменилась растерянным шоком. — Меня… отравили?
— Именно. Ваша внезапная эйфорическая привязанность к барышне Ливенталь, за которой последовала фаза агрессивного отторжения — это классическая двухфазная реакция на амортенцию среднего класса. Сначала — эйфория, потом — дисфория. Учебник по магической токсикологии, глава третья.