Воздух становился плотнее, прохладнее. Запах формалина — жалкая попытка науки остановить неизбежное. И под ним тонкий, сладковатый, мускусный аромат энтропии. Для них запах смерти. Для меня запах дома.
Внизу, в царстве тишины и холода, меня встретил его бессменный хранитель.
Доктор Всеволод Кириллович Мёртвый сидел за своим столом, заваленным бумагами и старыми медицинскими атласами.
На этот раз с копной волос, торчащих во все стороны, словно он только что пережил удар молнии. Опыт что ли проводил? Пытался воскресить кого-то? Интересно!
В его глазах не было ни страха, ни отвращения к своей работе. Только глубокая, всепонимающая усталость и циничное любопытство.
— О, Святослав Игоревич! — он поднял голову от какой-то старой книги, и его губы тронула ухмылка. — Давненько не заглядывали. Соскучились по нашим мертвым друзьям?
Доктор Мёртвый. Единственный человек в этой клинике, чей взгляд не был пустым. Он провёл со смертью больше времени, чем большинство живых, и научился видеть её тени.
Он не знал, кто я, но чувствовал. На уровне интуиции. И его профессиональное любопытство перевешивало страх перед таким могущественным существом. Надёжный хранитель моего… частного кабинета. В будущем, разумеется.
— Скорее они по мне, Всеволод Кириллович. Требуют внимания, — ответил я, подходя ближе.
— Меню на сегодня скромное, но с изюминкой, — он сделал глоток горячего чая из гранёного стакана. — Есть три блюда. Первое — классика жанра, инфаркт миокарда. Простой, понятный, без сюрпризов. Второе — остросюжетный боевик, ножевое в печень, Хитровка. Много экспрессии, но мало загадки. И третье, — он хитро прищурился, — детектив. Молодой мужчина, найден в своей постели без видимых причин смерти. Полиция подозревает отравление редким ядом.
Инфаркт — это скучно, почти нет остаточной энергии. Драка — много грубой, хаотичной силы, но мало информации. А вот загадочная смерть… Это интересно. Это сложная, тонкая работа. Вызов. И, как правило, такие случаи оставляют самый богатый энергетический и информационный след.
— Пожалуй, я возьмусь за детектива, Всеволод Кириллович. Люблю сложные случаи. Они требуют более тонкого подхода.
— Я так и думал, — он кивнул с понимающей ухмылкой. — Он в третьей камере. Не буду вам мешать… творить.
Время для настоящей работы. Не для спасения жизней, а для общения с теми, кто их уже лишился. Время для искусства.
Я надел стерильные перчатки. Не из-за брезгливости, а из уважения к процессу. Взял в руки секционный нож. Холодная сталь идеально легла в ладонь.
Мой инструмент. Моя кисть.
Передо мной лежал мужчина лет тридцати. Тело без видимых повреждений. Для обычного патологоанатома — загадка. Для меня — открытая книга. Я активировал зрение.
Тёмные, почти невидимые нити некротической энергии оплетали сердце мужчины, как терновый венец. Они всё ещё слабо пульсировали, как затухающее эхо последнего, предсмертного крика.
Я сделал классический Y-образный разрез от плеч к солнечному сплетению и вниз к лобку. Скальпель шёл легко, послушно. Кожа, подкожная клетчатка, мышцы… Всё было идеально здоровым. Слишком здоровым.
— Магическая остановка сердца, — констатировал я, продолжая работу. — Это не яд. Кто-то применил проклятье «Ледяное сердце». Редкая и жестокая работа. Вызывает мгновенную фибрилляцию желудочков, имитируя инфаркт.
— Опять эти маги со своими разборками, — цинично вздохнул доктор Мертвый, наблюдая за моей работой. — Третий такой случай за месяц. Совсем страх потеряли. Раньше хоть ядами пользовались, по старинке.
Он не просто вздыхает. Он даёт мне ценную информацию. Третий случай.
Значит, в городе работает серийный убийца. Или идёт тихая война, о которой не пишут в газетах.
Пока мои руки работали со скальпелем, моё сознание делало другую, более тонкую работу. Я открыл свои внутренние каналы.
Остаточная некротическая энергия, осиротевшая после смерти носителя, почувствовала меня. Она потекла ко мне — не как река, а скорее как утренний туман, впитывающийся в сухую землю.
Это было не кормление источника. Это была… его реставрация. Возвращение блудной энергии в её первоисточник. Мой некротический резерв начал медленно наполняться.
Энергия была чистой, но слабой. Свежий труп — как недозревший плод. Но этого было достаточно, чтобы поднять уровень с критического до оперативного. Система стабилизируется.
Я извлёк сердце. На вид — абсолютно здоровое. Но под моим зрением оно было покрыто сложной паутиной тёмных рун. Я изучал узор.
Структура проклятья… плетение некротических нитей… оно было знакомым. Не идентичным, но «почерк» был тот же. Та же грубая, силовая манера, которую я видел в проклятье трансформации Ваксина. Та же школа. Тот же… исполнитель?