— Дьявол меня раздери! — прогремел он. — А знаете что?
Глава 4
— Мы месяц ходим вокруг этого Белозерова, как коты вокруг горячей каши! — продолжил профессор Карпов. — Риск минимальный, а потенциальная выгода огромна. Савелий, хватит жевать сопли. Я даю добро. Начинайте терапию.
— Я тоже, — неожиданно подал голос один из ассистентов. — Друзы — это серьёзное доказательство. Нас на кафедре учили, что это уникальный признак.
Ильюшин тяжело вздохнул, проводя рукой по лицу. Он принял решение.
— Ладно. Будь по-вашему, Пирогов. Но я хочу ежечасный мониторинг состояния пациента. И если через сорок восемь часов я не увижу пальпируемого уменьшения инфильтрата — мы немедленно готовим операционную. И вы лично будете ассистировать. Договорились?
— Договорились, — я кивнул. — Готовьте палату интенсивной терапии для введения препарата. И, доктор… готовьтесь удивляться.
Выйдя из лаборатории, я не спешил уходить.
Остановился посреди коридора хирургического отделения, сунув руки в карманы халата. Нужно было осмыслить всю эту ситуацию.
Только что закончился первый акт драмы под названием «Неизлечимый больной».
Консилиум именитых хирургов трясётся от страха. Их страх — это не страх врача перед врачебной ошибкой. Это страх чиновника перед проверкой. Страх бюрократа перед вышестоящим начальством.
Они боятся не того, что пациент останется инвалидом после калечащей операции — удаления половины нижней челюсти и мышц шеи. Они боятся жалоб, проверок из Министерства, потери премий и тёплых мест.
Я вспомнил лицо Ильюшина, когда он говорил про «трибунал» с семьёй пациента.
В его глазах был не профессиональный азарт, а животный ужас перед административной машиной. Для него риск — это не смерть пациента на столе, а строчка в личном деле.
Медицина двадцать первого века, даже в этой гибридной Империи с магией, превратилась в сферу услуг.
В бизнес, где пациент — это клиент, а болезнь — досадное недоразумение, мешающее финансовым потокам.
Клятва Гиппократа? Красивая сказка для первокурсников.
Здесь правят протоколы, страховые компании и страх судебных исков.
Забавно сравнивать их мотивацию с моей. Они боятся потерять премии и тёплые места. Я — собственную жизнь. Моя мотивация, как ни парадоксально, чище.
Выживание. У них же суета, трусость и жадность. Они служат системе. Я же заставляю систему служить мне. Разница фундаментальна.
Впрочем, философия — удел слабых. У меня есть факты.
Актиномикоз — диагноз, в котором я уверен на сто процентов. Лечение предполагает массивные дозы пенициллина — это антибиотик первого выбора для этого возбудителя. Механизм развития болезни ясен, терапия очевидна.
Теперь — расчёт выгоды.
Первое. Через сорок восемь часов уплотнение на шее Белозерова начнёт уменьшаться. Его благодарная семья, спасённая от горя и разорительных трат в Германии, станет источником мощного, концентрированного потока Живы.
Второе. Ильюшин, спасённый от профессионального позора, станет моим вечным должником. Его «золотые руки» теперь в моём полном распоряжении.
Третье. Он без единого вопроса проведёт ювелирную операцию барону Долгорукову, чем обеспечит мне ещё одну порцию Живы и безграничную преданность влиятельного аристократа.
Четвёртое. Сомов и Карпов, спасённые от скандала с Министерством, будут ещё больше убеждены в моей незаменимости. Мой неформальный контроль над «Белым Покровом» станет абсолютным.
План с высоким возвратом инвестиций. Минимальные затраты времени и энергии — максимальный профит в виде Живы, влияния и долговых обязательств. Чистый бизнес.
Как я люблю этот мир.
Я поправил идеально сидящий на мне халат и направился к выходу из хирургического крыла. Пора было вернуться в своё отделение. Представление окончено, пора дожидаться сбора аплодисментов и гонорара.
Терапевтическое отделение встретило меня привычной симфонией звуков и запахов.
Это был упорядоченный хаос, который я постепенно начинал считать своим. В отличие от чужой, напряжённой тишины хирургического крыла, здесь я был на своей территории.
У стойки медсестёр маячила знакомая фигура.
Варвара делала вид, что с глубочайшим интересом изучает историю болезни, но её поза была напряжённой, а взгляд то и дело скользил ко входу в отделение.
Моё некро-зрение подтвердило очевидное: её аура была сфокусированной, хищной, направленной точно на дверной проём. Она охотилась.
Вот же прилипчивая.
При моём появлении Варвара мгновенно оживилась. Карта с громким стуком легла на стойку, она поправила безупречную причёску и направилась ко мне.