Как у человека, который заснул дома, а проснулся на Марсе.
Он попытался приподняться на локтях. Мышцы дрожали от напряжения — почти месяц без движения даёт о себе знать. Атрофия — уменьшение мышечной массы от бездействия — начинается уже через семьдесят два часа постельного режима, а тут целых тридцать дней.
— Полегче, Кирилл, — я мягко, но настойчиво удержал его за плечо. — Вы месяц пролежали без движения. Мышечная масса уменьшилась на пятнадцать-двадцать процентов, ощущение положения тела в пространстве нарушено, вестибулярный аппарат дезориентирован. Попытаетесь резко встать — упадете и разобьете голову. Оно вам надо?
— Месяц? — его голос был хриплым, как у курильщика со стажем. — Но я… я ничего не понимаю… Что со мной произошло? Где я? Кто вы?
Классическая посткоматозная дезориентация.
Плюс возможная ретроградная амнезия. Удобно. Не придётся объяснять, как я его воскресил некромантией.
В этот момент дверь палаты распахнулась с такой силой, что ударилась о резиновый ограничитель на стене. Звук получился как выстрел из пневматического пистолета.
В проём ворвалась целая толпа — три медсестры, два санитара, дежурный реаниматолог Семёнов и даже уборщица с ведром, которая случайно оказалась рядом.
Мониторы продолжали свою какофонию — каждый аппарат пищал в своей тональности, создавая адскую симфонию тревоги.
Монитор сердечного ритма показывал тахикардию (учащённое сердцебиение) — сто сорок ударов в минуту. Пульсоксиметр (прибор для измерения насыщения крови кислородом) мигал красным — сатурация упала до восьмидесяти пяти процентов.
Даже автоматический тонометр сошел с ума, показывая то двести на сто двадцать, то восемьдесят на пятьдесят.
— Что здесь происходит⁈ — Семёнов, крупный мужчина с седой бородой а-ля Хемингуэй, бросился к аппаратуре. Его белый халат развевался как плащ супергероя. — Пульс под двести! Это желудочковая тахикардия! Опасное нарушение ритма сердца⁈ Где дефибриллятор⁈
— Спокойно, коллега, — я поднял руку в успокаивающем жесте. — Никакой тахикардии. Пациент пришёл в сознание после месячной комы. Это стрессовая реакция организма. Показатели уже стабилизируются, посмотрите сами.
Действительно, цифры на мониторах начали приходить в норму. Пульс опустился до девяноста, давление выровнялось до ста тридцати на восемьдесят, сатурация поднялась до девяноста шести процентов.
— Это невозможно! — воскликнула старшая медсестра реанимации Раиса Павловна, женщина лет пятидесяти с лицом уставшей от жизни учительницы математики. — Он же был в глубокой коме! Третья степень по шкале Глазго! Никаких реакций на болевые стимулы! А теперь…
— Это чудо! — подхватила молодая медсестра Катя, девушка лет двадцати с наивными глазами первокурсницы. — Самое настоящее чудо!
Никакого чуда тут нет, детка. Только некромант с сомнительной моралью и способностью манипулировать жизненной энергией. Цинично, но это факт.
— Никаких чудес, — твёрдо произнёс я вслух. — Спонтанное восстановление сознания при комах неясной этиологии встречается в пятнадцати процентах случаев. Редко, но бывает. Просто нам повезло попасть в эту статистику.
На самом деле — в полутора процентах. И то если очень повезёт. Но им лучше не знать реальную статистику, а то начнут копать глубже.
— Но мы же всё перепробовали! — Семёнов всё ещё не мог поверить в происходящее. Он подошёл к Красникову и начал проверять зрачковые рефлексы фонариком. — Стимуляторы ЦНС! Ноотропы последнего поколения! Даже экспериментальный протокол с транскраниальной магнитной стимуляцией. А это — воздействие магнитным полем на мозг, между прочим!
— И что? — пожал я плечами. — Может, именно комплексное воздействие и дало отсроченный эффект. Знаете, как бывает — долго ничего, а потом бах — и результат.
— Но такая реакция мониторов… — Раиса Павловна подозрительно смотрела на меня. — Я тридцать лет в реанимации, но такого не видела. Как будто его током ударило.
Близко к истине, дорогая. Только ток был энергетический, а не электрический.
— Стрессовая реакция симпатической нервной системы, — уверенно соврал я. — Массивный выброс гормонов стресса — адреналина и норадреналина после длительного угнетения. В литературе описаны подобные случаи.
— В какой литературе? — Семёнов прищурился.
— Журнал «Неврология и нейрохирургия», прошлогодний выпуск. Статья профессора Жданова из Питера. Могу дать ссылку, если интересно, — я усмехнулся.