Конечно, никакой статьи нет. Но пока он будет искать несуществующего Жданова, я успею замести следы.
— Ладно, допустим, — Семёнов отступил. — Но протокол требует полного обследования. МРТ головного мозга, ЭЭГ, полный неврологический статус…
— Безусловно, — кивнул я. — Но не сейчас. Пациент только что вышел из комы. Ему нужна адаптация. Слишком агрессивная диагностика может вызвать рецидив. Дайте ему час на стабилизацию, потом обследуйте сколько душе угодно.
— Час? Но…
— Коллега, вы хотите рискнуть и потерять пациента из-за спешки? Или дать организму время на адаптацию?
Семёнов поджал губы. Логика была железной — никто не хочет быть виноватым в ухудшении состояния.
— Хорошо. Час. Но я буду ждать в ординаторской, — заявил он.
— Как угодно. А теперь, коллеги, прошу всех выйти. Слишком много людей — это стресс для пациента. Мне нужно провести первичный опрос и оценку когнитивных функций.
— Но я должна проверить витальные показатели! — возразила Раиса Павловна.
— Мониторы работают, всё записывается автоматически. Если что — сработает сигнализация.
Медики нехотя потянулись к выходу, бросая любопытные взгляды на Красникова, который сидел на кровати с видом человека, наблюдающего театр абсурда.
— И пожалуйста, — добавил я вслед, — никакой информации вне этой палаты. Пациент имеет право на конфиденциальность. Если журналисты узнают про «чудесное исцеление», нам всем мало не покажется.
Это подействовало. Никто не хотел иметь дело с прессой.
Когда дверь закрылась, я повернулся к Красникову. Он сидел на кровати, обхватив колени руками, и выглядел потерянным, как ребёнок в супермаркете.
— Итак, Кирилл, давайте спокойно разберёмся. Начнём с простого — что вы помните?
Он нахмурился, морщины на лбу образовали глубокие борозды.
— Я… я не знаю, — запинаясь, произнёс он. — Всё как в тумане. Точнее, вообще ничего. Пустота. Как будто меня не существовало до этого момента.
— Вы помните своё имя?
— Нет. Вы сказали — Кирилл. Кирилл… — он попробовал имя на вкус, как незнакомое вино. — Звучит… нормально? Но не откликается внутри.
— Фамилия? Возраст? Профессия?
— Ничего. Абсолютная пустота.
Полная ретроградная амнезия. Или он гениальный актёр. Но судя по расширенным зрачкам и микродвижениям глаз — не врёт. Мозг действительно обнулился.
— Спокойно, — мой голос прозвучал ровно и спокойно. — Не паникуйте. Это предсказуемо после того, что вы перенесли. Ретроградная амнезия. Давайте разберёмся вместе. Посмотрите на свои руки.
Кирилл с недоумением, словно видел их впервые, поднял ладони к лицу.
— Что вы можете о них сказать? — мягко подтолкнул я его. — Они привыкли к тяжелой работе? Или к чему-то другому?
Он долго, с детским любопытством рассматривал свои пальцы.
— Не знаю… — пробормотал он. — Пальцы длинные… а на кончиках… — он потёр подушечки большого и указательного пальцев друг о друга, — … кожа твёрже. Мозоли. Странные. Не от лопаты.
Мелкая, постоянная, повторяющаяся работа. Не физическая сила, а точность. Музыкант? Ювелир? Или…
— Хорошо. Теперь попробуем иначе, — я сменил тактику. — Я назову несколько совершенно разных слов. Не пытайтесь вспомнить. Просто прислушайтесь к себе. Вызывают ли они у вас какие-то… ощущения? Чувство чего-то знакомого.
Кирилл неуверенно кивнул, его взгляд был полон страха и надежды.
— Первое слово, — начал я, делая первый бросок наугад, — «скальпель».
Он нахмурился, прислушиваясь к пустоте внутри себя.
— Ничего… Холодное что-то. Металл, — пробормотал он.
Мимо. Врачебная стезя не его.
— Второе слово: «сольфеджио».
Кирилл поморщился почти с отвращением:
— Нет… Скучно. Пыльно.
И не музыкант. Прекрасно. Круг сужался. Я сделал последнюю, самую вероятную, по моему мнению, ставку.
— Третье слово, — произнёс я медленно и четко. — «Дебаггер».
Эффект был мгновенным. Глаза Кирилла на секунду расфокусировались. Он замер, его дыхание остановилось. Он смотрел сквозь меня, словно в его сознании на мгновение открылось окно в другой, забытый мир.
— Дебаггер… — произнёс он медленно, почти на автомате, слова лились сами, чужие и одновременно родные. — Инструмент… для поиска ошибок в коде… точка останова… трассировка стека…
Он замолчал так же внезапно, как и начал. Перевёл на меня испуганный, ошеломлённый взгляд.
— Откуда я это знаю⁈ — его голос сорвался на шёпот. — Что это за слова⁈
Я почти незаметно улыбнулся. Бинго.
— Это слова из вашей прошлой жизни. Из вашей профессии, — объяснил я, видя, как в его глазах зарождается хрупкое понимание. — Похоже, вы программист. То, что сейчас произошло — это работа вашей процедурной памяти. Вы не помните, что вы это знаете, но вы помните, как это делается. Ваша декларативная память, отвечающая за факты, события, за вашу личность временно стёрта. Но ваши навыки, ваша суть — они остались. Это очень хороший знак. Значит, повреждения мозга не критические.