— Палата номер два, — он перелистнул страницу. — Сидорова Мария Петровна, сорок восемь лет. Внебольничная пневмония, правосторонняя, нижнедолевая. Антибиотикотерапия дает эффект, температура снижается, хрипы уменьшаются. Продолжаем антибиотик широкого спектра действия.
Он быстро, четко, по существу прошелся по всем тридцати двум пациентам отделения. Никаких лирических отступлений, никаких нравоучений, никаких историй из своей практики.
— Новые поступления, — продолжил Рудаков. — Ночью поступили двое. Карпов, тридцать пять лет, острый аппендицит — отправлен в хирургию, прооперирован, осложнений нет. Белова, семьдесят один год, гипертонический криз — купирован в реанимации, переведена к нам для дальнейшего наблюдения.
Планерка заняла всего десять минут вместо обычных тридцати-сорока.
— Вопросы? — спросил Рудаков.
Все молчали, пораженные такой трансформацией.
— Если вопросов нет, приступаем к работе. Глафира Степановна, зайдите ко мне через час, обсудим закупку лекарств. Остальные — по палатам.
Он кивнул и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Как только дверь за Рудаковым закрылась, ординаторская взорвалась шепотом, как улей потревоженных пчел.
— Что это было? — изумленно выдохнула Глафира Степановна. — Это точно наш Рудаков?
— Может, подменили? — предположила Марина. — Инопланетяне похитили, а это клон?
— Или таблетки какие принял, — добавила Варвара. — Антидепрессанты или транквилизаторы.
— Может, жена пригрозила разводом? — высказал версию Костик. — За болтливость и занудство?
— У него нет жены, — напомнила Глафира Степановна. — Он холостяк.
— Тогда начальство пригрозило увольнением?
Костик откашлялся, привлекая внимание:
— А я знаю, что случилось!
Все повернулись к нему.
— Ну? — нетерпеливо спросила Варвара. — Не тяни!
Костик сделал театральную паузу, наслаждаясь всеобщим вниманием:
— На него просто подействовал вчерашний разговор с нашим Святом. Он вообще вчера в туалете плакал и мамочку звал. Я сам слышал.
Вот умеет он приврать. Ну это ладно.
Все тут же зашушукались и начали ликовать.
— Это победа! — говорила Глафира Степановна. — Наш Свят нас всех спас!
Все были с ней согласны.
В этот момент дверь открылась, и в ординаторскую вошла… Ольга.
Я узнал ее не сразу. Последний раз, когда я ее видел, она была при смерти — бледная, истощенная, с темными кругами под глазами. Проклятие высосало из нее почти всю жизненную силу.
А теперь передо мной стояла цветущая девушка, полная жизни и энергии.
— Оля! — первой воскликнула Варвара. — Ты вернулась!
— Ольга! — Глафира Степановна бросилась обнимать коллегу. — Как ты? Как здоровье? Мы так волновались!
— Олечка! — Костик вскочил, рассыпав крошки от бутерброда. — Ура! Наша красавица вернулась с больничного!
Только Марина смотрела и хлопала глазками.
Все окружили Ольгу, наперебой спрашивая о самочувствии, засыпая вопросами, трогая за руки, как будто проверяя, что она настоящая.
— Девочки, мальчики, спокойно! — смеялась Ольга. — Я в полном порядке! Даже лучше, чем была до болезни!
— А что с тобой было? — спросил Костик. — Никто точно не знает. Рудаков всем говорит — переутомление, но это же чушь!
— Это… сложно объяснить, — Ольга замялась. — Редкое заболевание. Энергетическое истощение.
Хороша формулировка. Технически правда — проклятие действительно истощало ее энергию. Но звучит как медицинский диагноз, а не как мистика.
И тут я заметил кое-что тревожное.
Ольга смотрела на меня.
Не просто смотрела — пожирала глазами.
В ее взгляде горел странный огонь — смесь благодарности, восхищения, обожания и чего-то еще. Чего-то, что заставило меня внутренне напрячься.
Только этого не хватало. Синдром спасителя в чистом виде. Пациентка влюбилась в врача, который ее вылечил.
Это даже в учебниках психиатрии описано — перенос положительных чувств на терапевта, смешение благодарности с романтическими чувствами. Обычно проходит через пару месяцев. Обычно.
Классика жанра. Она и до этого неровно дышала, а тут совсем с катушек слетела. Прямо как Варвара.
Я перевел взгляд на нее и увидел, что она тоже заметила, как Ольга на меня смотрит.
Лицо окаменело. Челюсти сжались, ноздри раздулись, в глазах полыхнула такая ревность, что, казалось, воздух вокруг нее нагрелся на несколько градусов.
Вот дерьмо. Любовный треугольник в отделении. Две женщины, готовые вцепиться друг другу в волосы из-за меня. А у меня еще Анна Бестужева на горизонте маячит.