Точка входа. Портал проклятия. Именно через эти двери оно захватывает жертв. Умно — люди сами идут в ловушку, думая, что идут за исцелением.
Ирония судьбы — больница, которая должна лечить, становится источником болезни. Хотя, если подумать, многие больницы такие — пришел с насморком, ушел с внутрибольничной инфекцией.
На моем плече зашевелился Нюхль. Костяная ящерица наклонилась к моему уху, ее маленькие глазницы светились слабым зеленоватым огнем:
— Ших-ших! Ших! Ших-ших-ших!
По интонации я понял — он предлагает проверить здание. Мол, я маленький, юркий, меня не заметят.
— Нет, малыш, — покачал я головой, поглаживая его по костяному хребту. — Слишком опасно.
— Ших? — он наклонил голову, явно не понимая.
— Послушай, Нюхль. Ты мой единственный фамильяр. Потерять тебя — это как потерять часть себя. К тому же восстановление связи с новым фамильяром займет месяцы, если не годы. А ты мне нужен целым и невредимым.
— Ших-ших! — он явно настаивал, мол, он сильный, справится.
— Знаю, что ты сильный. Но это проклятие создано архимагистром. Оно может быть настроено на уничтожение любой некромантической сущности. Включая фамильяров.
— Ших… — опечалился Нюхль.
— Не расстраивайся. Будем решать проблему вместе, когда поймем, с чем имеем дело. Ты мне понадобишься, обещаю. Но сначала — разведка.
Я проверил свои резервы, мой Сосуд заполнен на девяносто процентов. Это дает мне серьезное преимущество. Могу поставить защитный барьер, если проклятие атакует. Могу даже контратаковать, если придется. Но лучше не рисковать без необходимости.
Могу держать защиту девять часов или атаковать пятнадцать раз, или телепортироваться три раза. Неплохой запас для экстренной ситуации.
Я отошел от здания и устроился на старой деревянной лавочке через дорогу. Краска облупилась, доски рассохлись, но сидеть можно. Отсюда открывался прекрасный вид на главный вход и боковую стену клиники.
Нюхль устроился у меня на коленях, свернувшись, как обычная кошка. Если не присматриваться, можно было не заметить, что он скелет.
— Ну что, малыш, — тихо сказал я. — Начнем наблюдение.
— Ших, — согласился он.
Первым к клинике подошел пожилой мужчина лет семидесяти. Седая борода, потертое пальто, трость с набалдашником в виде головы волка. Хромал на левую ногу.
Я активировал некромантское зрение на мгновение. Чистый — никаких следов магии, проклятий или болезней на энергетическом уровне. Обычный старик с артрозом.
Он вошел в здание. Двери закрылись за ним с тихим щелчком.
Я засек время на часах. Десять минут… пятнадцать… двадцать…
Двери открылись. Старик вышел. Шел все так же, хромая, но что-то изменилось.
Активировал зрение.
Черт!
На старике было проклятие. Слабое, размером с грецкий орех, прицепившееся к его ауре в районе солнечного сплетения. Оно пульсировало, высасывая жизненную энергию — медленно, по капле, но неуклонно.
Заражает. Входишь здоровым — выходишь проклятым. Классическая ловушка.
— Ших? — спросил Нюхль.
— Да, вижу. Маленькое проклятие-паразит. Будет тянуть энергию месяца два, потом отвалится само. Не смертельно, но неприятно.
Следующей была молодая женщина лет тридцати с девочкой лет семи. Мать и дочь, судя по сходству — те же каштановые волосы, те же карие глаза, тот же упрямый подбородок.
Проверил — обе чистые. Вошли в клинику.
Ждал полчаса. Вышли.
Проверил снова.
Что за черт?
Обе чистые. Никаких проклятий, никаких паразитов, никаких изменений в ауре.
— Ших⁈ — Нюхль тоже удивился.
— Не понимаю, — пробормотал я. — Почему их не тронуло? Что в них особенного?
Может, дело в возрасте? Старика прокляло, а женщину с ребенком — нет. Но это нелогично.
Следующими были трое — семья купцов, судя по дорогой, но безвкусной одежде. Отец лет пятидесяти — пузатый, с золотой цепью на жилете. Мать примерно того же возраста — в мехах, несмотря на теплую погоду. Сын лет двадцати пяти — щеголь в модном прикиде.
Проверил — все трое чистые.
Вошли. Пробыли внутри минут сорок.
Вышли.
Вот это да!
Отец — проклят, слабый паразит на печени. Мать — проклята, паразит на сердце. Сын — чист как слеза!
— Ших-ших⁈ — Нюхль встал на задние лапы от удивления.
— Сам в шоке, малыш. Родителей прокляло, а сына — нет. Хотя были вместе. В чем логика?
Может, проклятие реагирует на что-то конкретное? На жадность — купцы же жадные? Но сын тоже купеческий, должен быть жадным. На возраст? Но старику семьдесят, купцам по пятьдесят, а женщине тридцать — и ее не тронуло.