Мы забрались внутрь, и я на мгновение замер, оценивая интерьер. Это не машина, это президентский номер пятизвездочного отеля на колесах.
Кожаные сиденья ручной работы, климат-контроль с ионизацией воздуха, встроенный бар с охлаждением, мультимедийная система с голографическим дисплеем. На потолке — звездное небо из оптоволокна. Даже небольшой сейф в подлокотнике.
Аристократы. Даже в машине должны чувствовать себя как во дворце. Интересно, сколько это стоит? Миллионов пять? Десять?
Дверь захлопнулась с мягким щелчком, отрезая нас от внешнего мира. Звуки улицы исчезли — машина была звукоизолирована.
И тут Бестужев взорвался, как пороховая бочка:
— Что за чертов цирк вы устроили, Пирогов⁈ — он вскочил с сиденья, размахивая руками. — Что за идиотское представление⁈ Вы выставили меня полным кретином! Дураком! Шутом гороховым!
— Граф, сядьте, — спокойно сказал я.
— Сесть⁈ СЕСТЬ⁈ — его голос поднялся до фальцета. — Вы отказываетесь от клиники, которую я вам ДАРЮ! Бесплатно! Безвозмездно! Это же целое состояние!
— Граф…
— Вы оскорбляете главврача! Ведете себя как сумасшедший параноик! Говорите загадками! Что подумает обо мне Михайлов? Что я привел к нему психа⁈
БАМ! Его кулак врезался в подлокотник, оставив заметную вмятину в полированном дереве.
— Граф, успокойтесь и выслушайте.
— Успокоиться⁈ — он покраснел еще сильнее, если это было возможно. — Вы разрушили сделку века! Знаете, сколько я потратил на оформление документов? На взятки чиновникам? На гербовые сборы?
— Клиника проклята, — сказал я ровным тоном.
Эффект был как от ушата ледяной воды. Граф замер с открытым ртом, рука застыла в воздухе.
— Что? — выдавил он после долгой паузы.
— Проклята. Некромантическое проклятие высшего уровня. Архимагистерский уровень сложности.
— Вы… вы шутите?
— Нисколько. Над клиникой висит энергетическая воронка высотой в сотню метров. Она высасывает жизненную силу из всего в радиусе километра.
Бестужев медленно опустился на сиденье:
— Продолжайте.
— Михайлов — носитель и распространитель проклятия. Не источник, но проводник. Через него проклятие заражает пациентов.
— Но он же лечит людей!
— Некоторых лечит. Некоторых калечит. Это своего рода сортировщик — но по какому принципу сортирует, я пока не понял.
— И что будет с клиникой?
— Через месяц, максимум два, вся конструкция рухнет в Москву-реку. Проклятие разъедает фундамент на энергетическом уровне. Здание буквально сползает к обрыву.
Тишина в карете была такой плотной, что я слышал, как граф сглатывает.
— Откуда… откуда вы все это знаете? — наконец спросил он.
— У меня есть свои методы диагностики. Можете не верить, если не доверяете.
Бестужев смотрел на меня долгим, изучающим взглядом. Я видел, как в его голове крутятся шестеренки, анализируя информацию.
— Вы некромант? — вдруг спросил он.
Вот же ж… Догадливый аристократ.
— С чего вы взяли?
— Только некромант может видеть некромантические проклятия. Это же очевидно.
— Это опасное обвинение, граф. Некромантия запрещена.
— Я никого не обвиняю, — он поднял руки. — Просто констатирую факт. Вы спасли моего сына. Спасли Лилию от смерти. Вылечили десятки безнадежных больных. Методами, которые обычная медицина объяснить не может.
— Тибетские практики, — усмехнулся я.
— Пирогов, не держите меня за идиота. Я, может, и не маг, но не дурак. Тибетские практики не позволяют видеть проклятия.
Мы смотрели друг на друга. Я прикидывал риски признания.
Если признаюсь — он может меня сдать инквизиции. Или шантажировать. Но он спас меня от голодной смерти, дал работу, предложил клинику. Вряд ли сдаст.
— Допустим, — осторожно сказал я. — Чисто гипотетически. Что вы будете делать с этой информацией?
— Ничего, — просто ответил граф. — Для меня этого достаточно. Ваши секреты останутся вашими секретами.
— Даже если эти секреты противозаконны?
— Законы пишут люди. А люди ошибаются. Если ваши… способности помогают спасать жизни, то к черту законы.
Прагматичный человек. И верный. Редкое сочетание. Однако это ставит нас в равные права, а я по таким правилам играть не любил.
— Хорошо, — кивнул я. — Верю. Но вы понимаете, что эту информацию нельзя разглашать?
— Я не самоубийца. Если инквизиция узнает, что я знал о некроманте и не донес — меня самого сожгут.
— Тогда договорились. Что будете делать с клиникой?
Бестужев задумался, потом его лицо исказила ярость: