— Не все. — мягко поправила госпожа. — Наш дом, действительно, во власти энергии несчастья. — поскольку юноша стоял на две ступени ниже, она слегка наклонилась: — Господин Ши – нечестный человек. Всякий день он притворялся добрым хозяином, в итоге разоряя пришедших к нему бесхитростных людей. Я надеялась, что, наслав несчастье, заставлю его одуматься. Но он лишь больше прежнего обозлился. Таких людей не исправить. Потому, пусть его богатство скудеет, а дом становится совсем пуст и рушится.
— Но как же Вы…? — в глазах юноши читалась неподдельная тревога и переживание за эту, почти незнакомую, но, с теплотой и добром к нему отнёсшуюся, женщину.
— Меня спасать нет нужды, добрый юноша. Я в силах спасти себя сама, — госпожа вновь улыбнулась: — Стоит только пролиться солнечному свету на талисман несчастья, и дом снова будет процветать. Гадатель, и впрямь, был проходимцем. Однако, благодаря моим скромным знаниям, я почти что безошибочно определяю по истине ценные предметы, и некоторые из них вымениваю. Потому, береги эту подвеску. Многие пожелают ею завладеть. Помни, ничто в нашей жизни не бывает спроста. Раз демон сам надел на твою шею талисман, являющийся против него оружием, значит, что-то он задумал. А потому, думаю, обязательно вернётся.
— Спасибо! — вновь склонился Сяо Ту и, опомнившись, добавил: — Я верну рубашку Вашего слуги…
— Не нужно. У грамотного и доброго человека, несущего пользу, должно быть намного больше, чем старая одежда.
Писарь снова молча поклонился, разогнув спину только тогда, когда госпожа уходила назад, к злополучному гостиному дому.
Юноша ещё долго смотрел, как грациозно уплывает от него кто-то, пусть на одно утро, но ставший ему близким. И теперь его покинувший, оставив Сяо Ту вновь одиноким в этом огромном, мрачном и неприветливом городе.
Он осмотрелся по сторонам, ища свой письменный ящик. Итолько сейчас осознал, что не забрал его из дома господина Ши. А ведь это важная для всякого странствующего писаря вещь.
Но возвращаться вовсе не хотелось.
Поистине, проклятое место! Нигде раньше юноше не попадалось сразу столько нечисти! И дело вовсе не в злых духах.
«Такие же коварные, как лисицы», — снова опускаясь на ступени, чувствовал обиду Сяо Ту.
Отчего все так старательно у него, голодранца, пытаются отнять последнее? Неужто все несчастья, постигшие простого писаря в столь короткое время, связаны с куском драгоценного и, по-видимому, проклятого камня на его шее?!
Сяо Ту приложил руку к груди, где за тканью надёжно был спрятан амулет:
«Вот он – настоящий талисман несчастий», — подумал юноша. — «Да будь он проклят вместе с городом!» — писарь решительно встал, чтобы наконец от своего хомута избавиться: — «Если демон и вернётся, то пусть уж не ко мне!».
Целенаправленно и широко шагая, Сяо Ту снова оказался на улице с лавкой ювелира.
— …Помню тебя. — Торговец исподлобья смотрел на писаря, крутя в руках переданную ему нефритовую подвеску.
— Согласен на твою цену, господин! — радостно сообщил Сяо Ту, — Пятьдесят серебром!
— Так, то было прежде. — отложил в сторону бесценное украшение лавочник.
— И сколько же дашь теперь? — с опаской поинтересовался писарь.
— Двадцать пять.
— Двадцать пять? — ошарашенно переспросил юноша, и даже покрутил своё ухо: правильно ли он расслышал?
— Всё верно. Двадцать пять. — расслабленно повторил лавочник.
— Но как же такое возможно, — возмутился писарь, — Всего лишь вчера ты мне обещал пятьдесят, а сегодня, — он быстро пересчитал на пальцах: — ровно в половину меньше!
— Товары дорожают, а монеты дешевеют, — философски рассудил старик.
— Но, чтобы так быстро! Ты меня не обманешь, господин?
Сяо Ту потянулся было за нефритом, но торговец хлопнул по подвеске рукой, отодвинув ту ещё дальше:
— Ты можешь отказать мне и пойти в другую лавку. Но тогда по твою преступную душонку я сразу же позову стражу.
— Я не вор! — справедливо возразил юноша.
— Так докажи.
А доказательств у писаря, и впрямь, не было. Как же убедить судью в том, что он стал жертвой обстоятельств и злобного демона? По чьей вине Сяо Ту провёл в холодном лесу весь остаток дня и ночь, не имея возможности согреться? Как объяснить, что сей дорогой подарок он получил безвольно? А теперь, не зная, как его вернуть, ещё и продаёт?
— Двадцать. — словно гром, утвердил лавочник.
— Как?! — щёки и уши Сяо Ту налились красным. Он чувствовал жгучую несправедливость, но ничего поделать с этим не мог, как тогда, в ночном лесу, лёжа неподвижно…