Жан и Мари, не вполне ещё отдохнувшие в придорожной таверне после долгого пути, совершили последний свой переход до причала, расположенного на берегу океана, с которого им предстояло добраться до маяка – места новой службы Жана. Ещё издали они увидели треугольник паруса, полоскавшегося в струях прохладного воздуха.
Однако, к немалому их удивлению, Сержа не оказалось в условленном месте. На причале, смотря в океанскую даль, стоял седой как лунь старик, чей лик был усеян глубокими бороздами морщин. Находясь в какой-то мрачной задумчивости, старик не обратил внимания на подъезжавшую к причалу телегу.
– Утро Вам доброе! – Крикнул Жан с берега, боясь, что его не услышат.
Старик вздрогнул от неожиданности и, повернувшись в сторону берега, поначалу не очень ласково посмотрел на Жана, однако, разглядев молодых получше, сменил гнев на милость и лицо его, только что бывшее сумрачным, расплылось в ласковой улыбке.
– А-а-а! Жан и Мари – наши новые смотрители! – Воскликнул он, идя навстречу. – Заждались мы вас тут.
– Простите, но нас тут должен был встречать Серж. – Сказала Мари.
Лицо старика вновь словно накрыло тучей.
– Серж не придёт, он заболел. Я его заменяю.
– Что ж, надеемся Серж болен не очень серьёзно. – Пробормотал Жан, несколько обескураженный таким оборотом событий.
– Прыгайте в лодку! – Возвращая на лицо улыбку, сказал старик. – Забыл представиться. Я – Реми, смотритель маяка Милье, который находится недалеко отсюда. Съестное я с утра ещё погрузил, пока вы отсыпались после долгой дороги. Осталось только вам погрузиться.
Жан, запрыгнув в лодку, подал Мари руку и поманил пса. Однако тот наотрез отказался приближаться к Реми. Увидев рычащего пса со взъерошенной холкой, Реми только весело хмыкнул и подмигнул Мари:
– И чего только эти собаки меня так недолюбливают?
– Он явно Вас боится. – Сказала Мари. – Да и переезд был слишком долгим для него, он нервничает, наверняка тоскует по дому.
– Хорошо, хорошо, я отойду подальше – лишь бы ваш пёс не нервничал. – Добродушно сказал Реми, хотя видно было, что он был не очень-то доволен – в глазах его на мгновение блеснул холодный огонь.
– Эдгар, ко мне! – Сурово крикнул Жан.
Пёс, чувствуя, что хозяин сердится, поджав хвост и опустив голову, дал нацепить на ошейник поводок и покорно, стараясь не смотреть в сторону отошедшего от борта Реми, спустился в лодку.
Жан, привязав пса к поручням на корме, вылез из лодки и принялся перетаскивать домашнее добро из телеги с терпеливо дожидающимся возницей и передавать его Реми.
Наконец, перенос был завершён, Жан и Мари устроились на скамье возле штурвала, Реми, выйдя из лодки, с ловкостью молодого парня отвязал швартовы от палов, и запрыгнул обратно. Парусник отчалил от пристани, направившись к выходу из бухты.
– Откуда вы, молодые люди? – спросил Реми, когда лодка вышла из бухты и легла на курс.
– Мы прибыли с юга. – Ответил Жан добродушно. – Я был смотрителем маяка в Пор ля Нувель. Жена моя была учителем изящной словесности.
– Боюсь оказаться невежливым, но всё же спрошу: какой дьявол вас сюда принёс?
– Реми, Ваш вопрос естествен. – Сказал Жан. – Мы знали, на что шли, у нас были на то причины. Во-первых, жалование, которое мне с женой будет причитаться, чуть ли не в три раза больше того, что мы получали, работая в Пор ля Нувель, во-вторых, полное обеспечение провиантом от службы маяков, ну и, в-третьих, меня фактически выживали с маяка на протяжении последних двух лет.
Я попал смотрителем на маяк, который к тому времени только отстроили, по протекции моего дядюшки. Он скоропостижно умер в 188… году, то есть два с половиной года назад. Разумеется, комиссару местной службы огней и маяков захотелось пристроить сынка в теплое место на не столь давно отстроенный маяк. Вот он и начал придумывать разные пакости, чтобы меня выдавить с этого маяка.
– Да уж, только крайняя степень отчаяния могла толкнуть вас сделать такой шаг! – Воскликнул старик.
– Но почему же? – Удивился Жан. – Мы сделали этот шаг вовсе не от отчаяния. Климат здесь, конечно, суровей в сравнении со средиземноморским, но к этому, мне кажется, можно привыкнуть
.
– Нет, я не имею в виду климат, который хоть и отличается от вашего средиземноморского, но, как говорится, бывает и похуже. Совсем другое я имею в виду – полное, отчаянное, доходящее до панического, одиночество при пребывании на маяке и изолированность без какой-нибудь малейшей надежды на избавление.