Даже благословения Тёмных Богов не смогли бы защитить его от столь многих клинков в спине.
Лениво он погладил татуировки и клейма, испещрявшие его волосатую плоть, проводя корявым пальцем по каждой линии. Каждый знак был заработан в бою с тем или иным врагом. Вот, память о схватке с великаном Хаоса, когда он был ещё детёнышем или ожог от пылавшего топора дурадина, чей след был очень глубоко посажен яростным коротышкой. Это — следы острых, как бритва, пальчиков одной из невест самодовольного сектанта бога удовольствий, что ласкала зверолюда, прежде чем попыталась сожрать. Её сестры ныне танцевали по его прихоти. А если бы он не прикончил урука-ваеначальника лишь за несколько недель до того и не остановил армию созданий в самом начале их похода? В каждом бою, впрочем, был один фактор — боги присматривали за ним, он знал это. Теперь же он не был в этом уверен.
Каждый зачаточный стратегический инстинкт Владыки Зверей кричал ему, чтобы он оставил обнесённый стенами Холланд и продолжил движение, как и сейчас — они умоляли его игнорировать дворец. Но боги, которым он служил, потребовали, чтобы разграбление этого города было завершено. Значит, это должно быть сделано….но это должно быть сделано хорошо. Опыт научил Повелителя Зверей, что в обороне всегда было слабое место: обветшалый участок стены, ослабленные огнём ворота, расшатанные камни, что-то. Что-нибудь. Как глотка поверженного врага, слабое место может быть прорвано и бой выигран одним быстрым ударом. Он просто должен был найти его.
— Пленники? — проворчал Аспар.
— Достаточно, — ответил вестник богов. — Хотя качество отвратное — многие не доживут до завтра.
— Покажите, — прорычал зверолюд, ударив древком копья по днищу колесницы.
Через несколько минут пронзительно кричащий пленник был притащен пред взор Аспара. Красно-зелёную ливрею человека пятнала кровь. С руками, растянутыми в кулаках минотавра так, что едва не отрывались, человек неловко повис перед Владыкой Зверей. Ноги пленника представляли собой измельчённую массу, и деформированные гончие вцепились в них достаточно крепко, чтобы заставить минотавра споткнуться. С рычанием один из козлоголовых атаманов отшвырнул псин прочь ударами плоской частью лезвия, а особо упрямых привёл к покорности ударами копыт. Затем он схватил умирающего за подбородок и поднял его голову.
— Гррде? — прорычал гор, проводя острым лезвием своего топора по безволосой щеке. — Гррде?
Человек набрал воздуха в грудь, словно бы собираясь ответить, а затем, дёрнувшись всем искалеченным телом, обмяк, и его глаза закатились. Гор встряхнул его, озадаченный, а затем с рёвом сорвал голову трупа с его сломанных плеч. Голова покатилась по грязной земле, преследуемая сворой рычащих, щёлкающих зубами гончих. Гор развернулся и махнул топором в сторону колесницы Владыки Зверей.
Аспар погладил Пронзатель, словно любимую зверушку, пока смотрел на труп с выражением, которое могло бы сойти за смятение. Очередной мёртвый пленник означал, что осталось меньше ещё на одного из тех, кто мог сказать ему то, что он желал знать. Он фыркнул в отвращении и, повернувшись к несущему слово Богов, присевшему рядом.
— Слабый червь, — проворчал он.
— Люди слабы, — ответил шаман, где из рта показала чёрная улыбка гниющих зубов с начинающими прорастать из дёсен клыками. Глаза колдуна проницательно сузились. — Я говорю теперь, да?
— Хрн! — взревел гор, топнув копытом по булыжнику так, что тот раскололся. Он махнул топором на шамана, забрызгивая кровью его крысиный плащ. — Нт гврт!